Лондон: время московское - [9]

Я не скрываю, что в России жить бы не хотел. Несмотря на частые поездки туда, широкий круг знакомых и друзей, я остаюсь чужд той стране. Мне хотелось бы видеть ее счастливой.

У меня есть глубокая внутренняя связь с Россией. Но ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге я не чувствую себя дома, как в Лондоне. Моя давняя приверженность к этому городу основывается на знании его. Я люблю исторический центр, здания Парламента, Вестминстерского аббатства, Национальную и Портретную галереи, музей Виктории и Альберта, театры в Ковент-Гарден, ритуалы смены охраны дворца, парады гвардейцев, выезды королевской семьи, блошиный рынок на Портобелло-роуд, которая считается самой длинной торговой улицей в Европе, ежегодную выставку цветов в Челси… Одно из самых замечательных явлений Лондона — парки, которые принадлежат королевской семье, но которые доступны широкой публике. Я считаю существование таких парков с их правилами и уставами уникальным явлением лондонской культуры. И с удовольствием пользуюсь правом гулять с моей собакой-пенсионеркой Салли в Ричмонд-парке. Немыслимое удовольствие!

Не меняется с годами и политическая физиономия Лондона. Тут традиции незыблемы. Например, дебаты в Парламенте по средам между премьером и лидером оппозиции. Они проходят весьма резко, хотя до рукопашной, как в украинском парламенте, дело никогда не доходит: участников дебатов разделяет стол, ширина которого больше, чем длина шпаги…

В политической жизни ощутим английский юмор. На церемонии открытия лондонской Олимпиады снятый заранее ролик на глазах у всех превратился в живое представление, когда вертолет с королевой и ее преданным агентом Джеймсом Бондом появился в воздухе над ареной стадиона. Оба пассажира, включая Ее Величество Королеву Елизавету II, приземлились на парашюте перед изумленными зрителями. Конечно, приземление выполняла не королева, а ее дублер, но это ничуть не уменьшило эффект! Сама же идея — вершина английского юмора. Уверен, ни в какой стране на такой трюк не решились бы.

При этом никуда не девается истинно лондонский снобизм. Он проявляется, например, в весьма снисходительном отношении к американскому акценту. Да и вообще ко всем американцам. Меня этот снобизм не коробит. Оглядываясь на годы, проведенные в Америке, могу утверждать: приобретенное в Оксфорде никуда не девается. Мое произношение не испортили никакие американизмы. В стиле одежды для меня, как и прежде, важен не престиж, а качество. С того дня, когда я смог себе это позволить, туфли заказываю в Аргентине, а галстуки и костюмы — в Оксфорде. Выдержали проверку временем лояльность и верность в дружбе. В 1979 году, когда я вернулся в Лондон из Америки, я нашел тех же друзей. Перерыв никак не повлиял на их отношение ко мне. Я влился в столичную светскую жизнь, как будто никуда не уезжал. В других странах Европы, в той же Франции, это неосуществимо — там друзей забывают быстро. А ведь в круг лондонских друзей, которых я обрел в Оксфорде, входят, скажем, консервативный член Парламента Тим Рэтбоун, лейбористский член Парламента Бен Виттикер, бизнесмен сэр Иан Рэнкин, писатель Колин Кларк…

Что касается коренного типа лондонца — тут, на мой взгляд, их всего два. Первый — это таксист кэба, который говорит на диалекте кокни. И второй тип лондонца — представитель номенклатуры. Его символом для меня является лорд Каррингтон. Под его началом мне довелось работать в аукционном доме «Кристис». Не все там сразу сложилось. Я терпеть не могу бестолковое администрирование. Когда я собирался уходить, к руководству аукционным домом пришел бывший министр иностранных дел Великобритании лорд Питер Каррингтон, титан британской политики и гигант аристократической мысли; стиль его работы пришелся мне по душе. Я и сегодня вспоминаю об этом периоде моей жизни с удовольствием. Например, лорд проводил блиц-совещания, которые длились десять минут. В течение пяти-семи минут вы имели возможность изложить свой взгляд. Остальное время шло на вопросы-ответы. После чего следовало его решение. Оно было окончательным. Таков стиль ведения дел Каррингтона. Он остается в моем представлении эталоном настоящего лондонца, суть которого — дипломатия. С англичанами трудно вести переговоры, потому что у них первоклассная дипломатическая школа. Но зато, если договоренность достигнута и соглашение подписано, можно быть уверенным, что решение не будет меняться. Оно будет выполнено. Эту школу я хорошо почувствовал именно благодаря лорду Каррингтону.

Легко ли стать настоящим лондонцем? Нет, потому что эталон настоящего лондонца — принадлежность к клубам. Стать членом престижного лондонского клуба — это верный показатель интеграции, или, правильнее по-русски, — слияния со средой. Быть избранным в клуб — большая честь. В Оксфорде я стал членом «Буллингдон-клуба», известного своими нашумевшими «разгромными» банкетами. Кстати, членами этого клуба являются нынешние премьер Великобритании Дэвид Кэмерон и мэр Лондона Борис Джонсон. Я имею честь также состоять в членах старейшего и престижнейшего клуба «Уайтс». История этого клуба насчитывает три сотни лет. Хотя широко распространено мнение, что клубы — институт чисто англосаксонский, первый из них, «Уайтс», был основан в 1693 году итальянцем Франческо Бьянки. Его члены известны прежде всего экстравагантностью пари, тщательно зафиксированных в огромном фолианте, хранящемся в библиотеке клуба. Например, три тысячи фунтов стерлингов поставили два уважаемых «клабмена», поспорив, какая из двух дождевых капель упадет раньше другой… В истории клуба сохранилось имя графа Портлендского, который выиграл полмиллиона в карты, а член Парламента Саттон — приличную сумму за то, что в час пик ему удалось докатить мяч для гольфа от портика Английского банка до подъезда клуба всего за сто девяносто семь ударов… Таких баек множество. С ними до наших дней сохранилась неприкосновенность условия приема новых членов в «Уайтс»: кандидату необходимо терпеливо дожидаться приема десять лет, не получить при голосовании ни одного черного шара и не запятнать биографию коммерческой деятельностью. Кстати, кроме меня в членах этого клуба из русских состоит только Юрий Голицын. Я также состою в членах престижнейшего «Бакса» — маленького политического клуба, расположенного на Клиффорд-стрит, 18, созданного в июне 1919 года. Членом этого клуба был в свое время Уинстон Черчилль.