Ломая печати - [105]
— Курчик! — Командир расстелил на коленях карту и приложил к ней компас.
Нынче, как и вчера, он читал, водя пальцем по карте, словацкие названия гор, лесов, пиков, высот.
Кракова голя, 1751 метр. Оттуда мы вышли.
Лядовы врх, 1479 метров. По нему мы спускались в Янскую долину.
Огниште. Конски грунь, они остались по левую руку.
Кралев стул, 1580 метров.
Ровна голя, 1723 метра. Мы были вот где-то здесь. Черт подери, сквозь эту пургу на расстоянии шага ничего не видать.
А по правую руку?
За этим лесом была, пожалуй, Лударова гора. Да, капитан, здесь, видишь — 1731 метр.
А впереди, вправо, была Штявница, 2025 метров. А дальше уже Дюмбьер, 2043 метра. Вот тут влево от него, ниже, и надо было искать переход, потому что через хребтину старого ящера зимой никому не пройти: скалы, лед, навесы, лавины.
Переход нужно искать ниже!
И завтра же!
Кругом сугробы! Дует, прямо обжигает. До костей пробирает. Постланная хвоя студит спину. Ноги заледенели, мерзнут руки, коченеют пальцы, желудок сводит от голода.
Костер дымил. Мокрые ветки шипели.
В отблесках пламени в вещевом мешке шарила призрачная фигура, должно быть, искала что-то съестное. Усыпишь голод, так проспишь еще, подумал он, наблюдая эти тщетные поиски. В самом деле. Такое он испытывал только в Германии. Когда батрачил там, спал в коровнике вместе со скотом, а относились к нему как к рабу. Кости обгладывал. Штраубинг, да, Штраубинг называлось то место, где он служил.
Обо всем этом он рассказывал где-то в Детве Тачичу.
— Круто они с тобой обошлись, фрицы, выставили вон, верно? — спрашивал тот его.
— Было, что и говорить, — соглашался он.
— Вот ты им за это и врезал, так ведь? — не унимался Тачич.
Хитрущий он, этот серб! В самую точку попал!
— Ну не только, но и за это тоже, так и знай. Больно меня унизили, в этом самом Штраубинге. Ужас как.
— Послушай, — продолжал Тачич, — а почему ты пошел в батраки ухаживать за немецкими коровами, когда ты портной? Оставался бы при своем ремесле, а?
Курчик осекся, пролепетал что-то, покраснел, конечно, и перевел разговор.
Только позднее он открылся Тачичу и выложил всю правду. Совсем он не портной, а всего лишь бедный корытник, который прирабатывал как умел. Все, что было у него в хозяйстве, из дерева ли, железа ли, он сам и смастерил. Выстрогал, выковал, сколотил, спаял. А однажды с братом попробовал и распороть штаны, сшитые когда-то гриневским портным. Потом перевели выкройку на бумагу и смастерили себе новые. Штаны понравились соседу, они и ему сшили. Потом второму, третьему, и пошло дело. Брат стал шить и куртки, а Курчик — брюки.
На призывном пункте, само собой, спрашивали профессию. Какая уж у него профессия! Вот он скромно и намекнул, что малость в портняжном деле разбирается. Больше его и не спрашивали — в таких мастерах нужда большая была. Повезли его из Попрада во Врутки, а там на складе он весело зажил: чинил одежду как заправский мастер иглы и наперстка, из тех, что семь раз отмерят и лишь раз отрежут. Вот какой он был портной.
Да что толку от этого!
Завтра надо пройти под Дюмбьером. Там, где «Мора на Дюмбьеровых гольцах ищет корень бедренца». Там пробираться придется сквозь льды и сугробы, если, конечно, в этой пурге до утра они не превратятся в сосульки. Он закрыл глаза. Вот и вправду был бы видик! Одиннадцать заледенелых колод! Вот бы швабы повеселились. Одиннадцать замерзших апостолов, притулившихся друг к другу у потухшего костра в этой бревенчатой развалюхе, что была когда-то овчарней. Под кручами Дюмбьера, где бродит, точно призрак, та самая в белой простыне и ищет, пока их не настигнет. Настигнет? Никогда! Никогда! Они пройдут! Обязательно пройдут. Назло этой ведьме Море в белой простыне. Усталое тело проваливается в бездну. Они пройдут!
Подъем! Скорее в путь! Разделить скудные запасы пищи — все, что осталось.
Растопленный снег кипит в котелке, сухие малиновые ветки заменяют чай.
В путь! К Дюмбьеру!
Идут гуськом. Левая, правая. Снегу стало еще больше. По икры, по колено. По пояс. Уже не шаги, а шажки, каждое движение отнимает последние силы. Поднатужиться! Сжать зубы! Еще шаг. Первый. Пятый. Десятый. Считать до десяти. До десяти. И опять до десяти. До двадцати! До ста! По пояс в снегу. Потом по стланику. По камням. Лишь бы не оступиться: тогда конец. А как менять очередность идущих впереди и пробивающих след? В этом белом мраке, в который они погрузились? Кто замыкает колонну? Кто идет впереди? Впереди — капитан. А сзади? Кто его знает? Сколько часов они уже идут? Уже близится полдень, что ли? Из мглы выступила каменная стена. Черная, мрачная, отпугивающая. Кручи, лед, камни. Задевают о них ногами. Привал!
Валятся там же, где стояли. Прямо в снег. Дышать нечем. Молча делят последние ломти хлеба. Без звука передают их из рук в руки. До слов ли теперь! Силы на исходе. На тело наваливается бесконечная усталость. Подумать и то противно, что через минуту придется встать, подняться на ноги. Все восстает при мысли, что надо будет опять окунуться в эти свинцовые тучи, в дикую свистопляску ветров. Неудержимо тянуло вздремнуть, хотя бы на миг, в этом защищенном от ветра месте.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«…Митрополитом был поставлен тогда знаменитый Макарий, бывший дотоле архиепископом в Новгороде. Этот ученый иерарх имел влияние на вел. князя и развил в нем любознательность и книжную начитанность, которою так отличался впоследствии И. Недолго правил князь Иван Шуйский; скоро место его заняли его родственники, князья Ив. и Андрей Михайловичи и Феодор Ив. Скопин…».
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.