Лия - [3]
Лия села ко мне на колени и, приобняв, поцеловала.
— Стас, прости что так вела себя. Но иначе нельзя было. Тебе надо было закончить школу, сдать экзамены, и поступить.
Она прижала пальчик к моим губам.
— Тссс! Но самое главное: я теперь, не твоя учительница! Тебе скоро восемнадцать?
— В сентябре.
— Ну вот, и до совершеннолетия осталось совсем немножко.
Наверное, я выглядел, как глупенький мальчишка.
Лия расхохоталась.
— Дурачок! Я шучу. Я не буду мучить тебя ещё два месяца.
— А Наина Иосифовна?
— Мама уехала во Львов, к старшей сестре, погостить. У нас, с тобой, целых три недели!
У меня не было медового месяца.
Но три недели с Лией!
Теперь я понимаю, как она была права, сказав, что иначе нельзя было.
Мне казалось, что тот первый день, с того часа, и с той минуты, как мы, обнявшись, стояли в прихожей, я запомню до мельчайших подробностей.
Может быть, так и было бы.
Мамы не стало, когда учился на втором курсе.
Её смерть разделила мою жизнь на две части: до, и после.
И всё, что, до, воспринималось как счастье, в одно мгновение обернулось мучительной пыткой — Как я мог быть счастлив, когда маме оставалось совсем немного.
А всё, что после, уже не могло быть счастьем. Без мамы.
Вина, яблок, и конфет, в тот, первый, раз я так и не попробовал.
Зато отведал другое.
Я тронул грудь.
— Погоди.
Лия встала.
На ней был коротенький халатик, и она потянула его вверх.
— Ты видел?
Халатик замер.
Я смотрел, как зачарованный.
— Ннет.
— И у мамы не видел?
Я сглотнул — Ннет.
Она потянула халатик выше, и я... увидел.
— Я из деревни. А у нас, некоторые мамаши, брали с собой в баню сыночков, аж до десяти лет. Иди, трогай её.
Я стоял на коленях, и гладил её, а она гладила меня.
Она скинула халатик, и я смотрел снизу, на её грудь, животик.
— Раздевайся.
Я раздевался.
А Лия легла на кровать и раздвинула ноги.
— Иди ко мне.
Она была нежна, податлива и терпелива.
Первый раз я кончил через полминуты.
Она обнимала меня и гладила плечо.
— Отдохни... немного.
Она целовала меня, ласкала, и когда я снова возбудился, потянула на себя.
Я кончил через полминуты.
И опять объятия, поцелуи, ласки, шёпот.
В третий раз я продержался минуты две и... и заснул. В её объятиях.
Я проснулся.
Было темно.
Лия лежала рядом и смотрела на меня.
Сам лёг на неё. Наверное, длилось долго. Я наблюдал за нею, за улыбкой, за дыханием. Я слушал её стоны.
Кончили вместе.
Опять короткий сон. И всё повторилось.
На третий день, она стала учить меня.
Чему?
А ты о чём подумал?
— Погоди! — Лия села — Встань!
Я встал.
— У тебя семнадцать с половиной, восемнадцать, а обхват — она тиснула мой — Пятнадцать.
— «Сколько ж у тебя было мужиков?»
— Глубина моего влагалища двадцать шесть. Я измеряла. До шейки матки, твой, не достанет. Но это и не нужно. Есть точка G. До неё достанет любой, у кого член больше восьми сантиметров. В эту точку, она здесь! — и Лия, раздвинув губы, потянула мою руку — Суй палец! Да, вот так! Теперь чуть согни в фаланге, и двигай по верхней стенке... Оо! — Лия дёрнулась, прикусила губу, и отстранила мою руку — Но тыкать, в эту точку, членом, который не гнётся, как палец, сложновато. Можно — Лия легла на живот, чуть приподняв попу — Из этой позы.
Она смотрела на меня — Ложись! — и тронула рукой попу.
Я лёг.
— Войди!
Я, приподнявшись на одной руке, направил и засунул.
— Даа! Теперь двигайся, медленно, и не сверху вниз, а чуть наискос... ниже... выше... ах!... Ещёо!... Ниже... выше... ах! Ещёо!... Ой! Ой! Всё! Слезь!
Она села, а я стоял рядом, на коленях, как провинившийся ученик.
— Видишь, как получается? Когда я ойкала, ты тыкал в мочевой, а это — она поморщилась — Это болезненно, и если женщина, перед этим, завелась, то два, три таких тычка, всё смажут!
Лия легла — Иди ко мне!
Я лёг рядом.
Она, оперевшись на руку, смотрела на меня.
— Если лежать на женщине, в этой позе — и потянула на себя — Войди!
Я засунул, и не сдержавшись, совершал фрикции!
Лия гладила мои плечи. Потом её пальчики стиснули мои ягодицы, и надавливая, и направляя, она сказала — Двигай попой! Не телом! Попой!
Двигать жопой, труднее, и, с непривычки, устаёшь быстрее.
— Довольно! Встань!
Я встал.
— Ламбада! Танцевал?
— Нет.
— Но видел?
— Угу.
— Попробуй воспроизвести движение.
Лия встала, и двинула попой снизу-вверх, и чуть вперёд — Вот так!
И она повторила движение, ещё трижды.
Эти волнообразные движения, её стройного тела, я вижу, как будто наяву.
С пятой, или шестой попытки у меня получилось.
— Да!
Пока я пытался воспроизвести, член опал и болтался.
Лия легла.
— Давай! Двигайся!
И смотрела, как смотрит учительница, на нерадивого ученика.
Даже не улыбнулась.
Через две минуты я сбился, и стал двигаться, подгибая колени и выпрямляя.
Лия улыбнулась.
— Нет. На мне, ты не сможешь так. Остановись! Отдохни. Теперь, ещё раз!
Я двигался.
Она смотрела. С улыбкой. И ласкала клитор.
— Иди ко мне! Это была теория. Теперь, практика. На мне!
Я старался.
Она терпеливо держала меня за жопу, направляя, и минуты через три — Оох!... Ещё так!... Оох!... Ещёо!... Стас!... Оох!
Я тыкал, и тыкал.
Не знаю, в точку или нет, но Лия заводилась всё сильнее, и отвечая, выгибалась, двигаясь навстречу и... кончила!
— А ты?
Приподнявшись на локтях, я смотрел в её глаза.

Ведьмина травка — " Ты должен поцеловать меня, мил человек, ведь я с мущщыной, почитай уже лет триста не целовалась. В голову лезли сцены из "Вия", но выбора у меня не было и я, зажмурив глаза и, притянув её за плечи, чмокнул в губы… они были сочные, как спелая малина и источали медовый аромат… я отшатнулся и открыл глаза… Передо мной стояла молодая женщина, с чёрными, как смоль, вьющимися и ниспадающими на обнажённые плечи волосами, в глазах сияли изумруды, носик аккуратный и по озорному…" Пучай-Река да Калинов мост — Вторая книга цикла «Старая сказка на новый лад».

" Ты должен поцеловать меня, мил человек, ведь я с мущщыной, почитай уже лет триста не целовалась. В голову лезли сцены из "Вия", но выбора у меня не было и я, зажмурив глаза и, притянув её за плечи, чмокнул в губы .. они были сочные, как спелая малина и источали медовый аромат .. я отшатнулся и открыл глаза .. Передо мной стояла молодая женщина, с чёрными, как смоль, вьющимися и ниспадающими на обнажённые плечи волосами, в глазах сияли изумруды, носик аккуратный и по озорному, ...".

Детство проходит, но остаётся в памяти и живёт вместе с нами. Я помню, как отец подарил мне велик? Изумление (но радости было больше!) моё было в том, что велик мне подарили в апреле, а день рождения у меня в октябре. Велосипед мне подарили 13 апреля 1961 года. Ещё я помню, как в начале ноября, того же, 1961 года, воспитатели (воспитательницы) бегали, с криками и плачем, по детскому саду и срывали со стен портреты Сталина… Ещё я помню, ещё я был в детском садике, как срывали портреты Хрущёва. Осенью, того года, я пошёл в первый класс.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Повесть Владимира Андреева «Два долгих дня» посвящена событиям суровых лет войны. Пять человек оставлены на ответственном рубеже с задачей сдержать противника, пока отступающие подразделения снова не займут оборону. Пять человек в одном окопе — пять рваных характеров, разных судеб, емко обрисованных автором. Герои книги — люди с огромным запасом душевности и доброты, горячо любящие Родину, сражающиеся за ее свободу.

Один из программных текстов Викторианской Англии! Роман, впервые изданный в один год с «Дракулой» Брэма Стокера и «Войной миров» Герберта Уэллса, наконец-то выходит на русском языке! Волна необъяснимых и зловещих событий захлестнула Лондон. Похищения документов, исчезновения людей и жестокие убийства… Чем объясняется череда бедствий – действиями психа-одиночки, шпионскими играми… или дьявольским пророчеством, произнесенным тысячелетия назад? Четыре героя – люди разных социальных классов – должны помочь Скотланд-Ярду спасти Британию и весь остальной мир от древнего кошмара.

Американский писатель Генри Фуллер (1857—1929) в повестях «Падение Эбнера Джойса», «Маленький О’Грейди против «Грайндстоуна» и «Доктор Гауди и Тыква» рассказывает, к каким печальным результатам приводит вторжение бизнеса в область изобразительного искусства.

Ханна Кралль (р. 1935) — писательница и журналистка, одна из самых выдающихся представителей польской «литературы факта» и блестящий репортер. В книге «Белая Мария» мир разъят, и читателю предлагается самому сложить его из фрагментов, в которых переплетены рассказы о поляках, евреях, немцах, русских в годы Второй мировой войны, до и после нее, истории о жертвах и палачах, о переселениях, доносах, убийствах — и, с другой стороны, о бескорыстии, доброжелательности, способности рисковать своей жизнью ради спасения других.

Для школьников, пионеров и комсомольцев, которые идут в походы по партизанским тропам, по следам героев гражданской и Великой Отечественной войн, предназначена эта книга. Автор ставил задачу показать читателям подготовку подвига, который совершили советские партизаны, спасая детский дом, оказавшийся на оккупированной врагом территории.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.