Ливонская война. Вильно против Москвы 1558 – 1570 - [78]

»[926].

Ситуация улучшилась только осенью: серебщина была собрана уже к концу года[927], что можно связать с завершением цикла сельскохозяйственных работ, а также с приездом в лагерь великого князя, побудив шляхту выполнять свои земские обязанности. Вероятно, сыграли роль и санкции, хотя вряд ли летом — осенью 1567 г. их применение могло быть масштабным.

Если неуплату налогов можно объяснить низкой платежеспособностью населения, то срыв инвентаризации имений свидетельствует о желании магнатов и шляхты избежать определения реальных норм земских повинностей. Многих устраивало существовавшее положение вещей.

Сборщики налогов — поборцы становились заложниками ситуации. С одной стороны, причиной сокрытия данных о тех, кто игнорировал сеймовые распоряжения, могла быть корпоративная солидарность шляхты, особенно сильно проявлявшаяся на местном уровне. С другой стороны, многие шляхтичи пользовались отсутствием у поборцев серьезных рычагов воздействия, уклоняясь от выдачи реестров и их проверки со стороны уполномоченных лиц. Многие крупные магнаты уклонились от процедуры переписи своих почтов в посполитом рушенье 1567 г. То же они сделали в отношении ревизии.

В Вильно на подобное не желали смотреть сквозь пальцы. В конце августа 1567 г. в имения шляхтичей, не выполнявших земских повинностей, начали высылать господарских дворян. Любопытно отметить, что в господарских листах среди нарушителей упоминались воеводы, каштеляны, епископы, поветовые урядники и др.[928]

Прибытие в военный лагерь значительной массы шляхтичей на некоторое время приостановило реализацию карательных санкций. Более решительно власти перешли к ревизионно-конфискационным мероприятиям в конце 1567 — начале 1568 г., когда посполитое рушенье стало без приказа сверху расходиться по домам. Власти впервые пригрозили не только «увязаньями» в имения неплательщиков, но и размещением в них наемных солдат[929].

Неизвестно, осуществлялись ли подобные намерения в действительности. Зато есть сведения, что наемные роты самовольно занимали частновладельческие земли для постоев. Так, на Городенском сейме 1568 г. была подана жалоба на солдат, расположившихся возле Вильно и забиравших в шляхетских имениях продукты для питания[930].

Известно, что в этот период действительно происходили конфискации владений. В 531-й книге Метрики ВКЛ содержит документы от февраля 1568 г. о возврате владельцам ошибочно отобранных имений[931].

27 февраля 1568 г. господарь издал новое распоряжение о проверке выплат серебщины, установленной в предыдущем году. Ее необходимо было провести до дня святого Михаила (3 июня). Власти повторили угрозу «увязаний» в имения и вновь предупредили неплательщиков о том, что их «имене людемь служебьнымь в заплату подаваны быти маеть»[932]. В 1568 г. ревизия не была завершена, и на вальном сейме в Гродно власти были вынуждены вновь поднять этот вопрос, посвятив ему даже отдельную статью сеймового постановления[933].

Несмотря на существенный кризис платежеспособности населения, на Городенском сейме 1568 г. был установлен сбор очередной серебщины. Ставка была значительно увеличена и составила целых 48 грошей с волоки или «службы» и 24 деньги с «дыма». Это было на 60 % больше, чем в предыдущем году. Налог был разделен на две «раты» и должен был быть собран в течение одного полугодия: первый раз — до 22 августа 1568 г., второй — до 15 декабря 1568 г.[934]

Чем объяснить согласие шляхты на огромную ставку? Серебщина была установлена вместо выхода в посполитое рушенье: сословию было легче выплатить такой налог, чем выставлять вооруженные почты.

Шляхте удалось добиться нового смягчения наказаний: сейм определил, что вместо «увязаний» в имения, шляхта, которая не направила в посполитое рушенье воинов, должна выплатить в скарб по 8 коп грошей за каждого конника. Для тех, кто не владел подданными-крестьянами, величина штрафа составила 5 коп грошей, а с «убогой» шляхты, которая не могла направить в армию ни одного конника, бралось только по 1 копе грошей от «дыма». Отобранные имения при этом возвращались владельцам. Штрафные санкции не касались тех, кто раньше времени покинул военный лагерь «для недостатку и знедзеня». Отмечалось, что уступка делается в последний раз, а в дальнейшем нарушители порядка «вжо без милосердья каранье водлугь статуту отнесуть». Эти штрафные сборы, как уже говорилось, должны были пойти на оплату службы старых рот, «которие при князю Роману [Сангушко] были»[935].

Власти были вынуждены пойти еще на одну уступку: они признали, что конфискация имущества должна происходить только по итогам судебного разбирательства, а не по непосредственному распоряжению великого князя[936].

Одновременно подляшская шляхта была освобождена от выплаты «золотого военного», на которую она согласилась, желая оставить посполитое рушенье под Молодечно до его официального роспуска. Господарь решил, что согласие на сбор увеличенной ставки серебщины является достаточной компенсацией за досрочный уход из военного лагеря[937].

В 1568 г. власти еще более детально расписали процедуру сбора налогов, особое внимание акцентируя на получении денег с тех, кто попытался бы уклониться от их уплаты. Первичной мерой наказания, как и прежде, являлось «увязание» в имения. Она должна была действовать до тех пор, пока в скарб не будет заплачена двойная налоговая ставка («