Литва - [33]

А вокруг Литвы поднялась непробиваемая стена. Польша еще в 1345 году уговорилась с Орденом в Калише, уступив ему все Поморье (которое она все равно не могла бы держать) за Куявскую и Добжанскую земли. Католики сговорились, и вбить между ними клин вот уже три года не мог даже Кориат.

Но Казимир, трезво оценивая свои силы, понимал, что завоеванное одному не удержать. Поэтому вел активные переговоры с Луи Венгерским, требуя помощи против Литвы и обещая территориальные уступки. За счет завоеванных земель, разумеется. И здесь он встречал понимание и рассчитывал на поддержку.

Орда гневалась за дерзкий прошлогодний набег. Западные окраинные улусы Орды, Перекопский и Ямболукский, разбойничали в Подолии.

Москва, видя внутренние нестроения в Литве, особенно чувствуя русские обиды, потянулась восстановить свое влияние в исконно русских областях  — Смоленской, Дебрянской.

Ну а с запада главная головная боль  — Орден! Орден, он Орден и есть...

У Олгерда голова шла кругом. С чего хотя бы начать, за что зацепиться? И посоветоваться не с кем. Хотя он и не любил советоваться, и поступал всегда по-своему, но сейчас настал момент, когда неплохо бы выковать общую платформу, сжать, сдавить братьев в крепкий кулак. Но на традиционном Большом Совете, который Олгерд собирал дважды в год, осенью и весной, в перерывах между летней и зимней кампаниями, на сей раз единодушия не было. Кейстут прямо чокнулся со своей ненавистью к Ордену, готов был немцев зубами рвать, один идти, партизанскую войну начинать, только не переговоры. Любарт не мог глаз отвести от Польши. Явнут... Тот вообще был не в счет, наиболее здраво судил Кориат. С ним-то, распустив Совет, и остался разговаривать Олгерд. Почти всю осень проговорили, а в начале декабря наладился Корнат в Мальборк.

Когда он уже сидел в Ордене, стало известно, что поляки (в ноябре 1348-го) подписали договор с чешскими Люксембургами, полностью обезопасили себе тылы и, стало быть, с ними теперь разговаривать о чем-либо совершенно бесполезно.

Оно и у Ордена-то руки были полностью развязаны, но Кориат предпринял какие-то невероятные, невиданные усилия и, просидев всю зиму в Мальборке, истратив море денег, перепоив по обыкновению половину Ордена и подружившись-таки с Генрихом фон Арфбергом, сумел убедить и Grossmeister'a, и его магистров, что война с Литвой, даже победоносная, будет стоить Ордену большой крови и жестоких потерь, ведь так всегда было раньше (с чем рыцари не могли не согласиться), и привез Олгерду в марте 1349 года более-менее надежное обещание Великого магистра, что в этом году Орден не предпримет против Литвы ничего решительного, хотя за пограничные конфликты не ручается.

И на том спасибо! Вздохнув чуть свободнее, Олгерд оглянулся на восток. От кого отмахиваться? К кому идти на поклон?

Орда висела не только с востока, но и с юга, и силища была немеренная, так что в первую очередь следовало «замазать» ее. Русь была ближе, понятнее, с ней и сговориться было несравненно легче. Хотя бы даже на почве религии. Но чем она могла помочь? Только своим невмешательством? Вмешаться сейчас она и так вряд ли бы захотела. Даже загородить собой от татар как следует не могла Ведь двинь летом Орда хоть пальцем, с юга, в обход Руси  — и Литва костей не соберет! Ох, Орда, Орда...

И задумал Олгерд обхитрить не Орду  — судьбу... Послать к татарам самого ловкого своего помощника. Не знал он, что в марте (Кориат только из Ордена возвратился) поляки уже подписали какой-то договор с Ордой. И... Эх! Вот судьба!.. Поехал Кориат. Не поехал бы  — может, и не читали б вы эти строки...

6

Степь раздольная далеко вокруг

Широко лежит,

Ковылой-травой расстилается!..

А.Кольцов

Степь была огромна, беспредельна. По утрам падал туман, росы мочили поднявшиеся (только бы косить!) травы. После раннего июньского восхода солнце сушило землю, поднимался несильный прохладный ветерок, всегда почти одинаковый,  — в левое ухо,  — и начиналось бесконечное  — до горизонта и до вечерней темноты  — колыхание моря трав, подернутого словно пенными гребешками прибоя метелками ковыля.

А на следующий день  — то же, а на следующий  — то же... Ехали севернее Дона, далеко не уклоняясь от реки, но стараясь попрямее к Итилю. Полтораста всадников, двести сменных и вьючных коней  — караван солидный. Олгерд послал бы Кориата одного, но представительство в Орде требовало солидности. Пришлось пристегнуть к главному послу еще двух князей: Семиона Свислочьского, да Якова, а проще  — Яшку, который давно уже был мальчиком на побегушках у Олгерда, забитый, затертый, неимущий, но шустрый, умный, неунывающий и всем заметный, а происходивший от самого Витенеса и (без дураков!) имевший княжеский титул. Он-то еще в Вильне больше всех и глянулся Кориату как помощник, по его просьбе и попал, как кур в ощип, в это посольство,  — на фиг бы оно ему облокотилось, он и в Вильне себя неплохо чувствовал, а тут  — татары! Ни за что, ни про что башку снесут  — и не заметят! Да что поделаешь  — с Олгердом разве поспоришь?

В начале путешествия хорошо думается, и Кориат пытался думать, раскладывать по полочкам, что да как: как вести себя в Орде, к кому подкатиться, кого больше ублажать, кого меньше, с чем поторопиться, а с чем погодить, но... Колыхались травы, тянулась дорога... Вставали холмы, путались под ногами речки, манили тенью прибрежные рощицы  — Великая степь обволакивала, поражала, заражала сонным спокойствием. И равнодушием. Не то мать, не то мачеха  — баюкает, а зачем? Успокоить? Отвязаться? Заманить?