«Литке» идет на Запад! - [26]

Невозмутимость была основным качеством капитана Николаева. Она никогда не изменяла ему, какие бы трудности он ни преодолевал. Она не изменила ему и в тот день, когда он повел израненный ледовыми битвами «Литке» на помощь «Челюскину».

Десятого ноября старший радист ледореза Олег Куксин постучал в дверь капитанской каюты.

— От Шмидта и Воронина, — сказал он, передавая стопку листков.

Командование «Челюскина» прислало ответ на посланное несколько дней назад предложение руководства Северо-Восточной экспедиции помочь дрейфующему пароходу. На приказ командования коллектив литкенцев, измученный шестнадцатимесячной работой во льдах, ответил:

«Несмотря на исключительный риск при настоящем техническом состоянии ледореза, большевистскими темпами провести подготовку «Литке» к выходу в Арктику — на помощь «Челюскину».

А еще через двое суток, выкачивая каждый час двести пятьдесят тонн воды из дырявого корпуса, рискуя судном и людьми, Николаев гнал полузатопленный ледорез в гибельный дрейф Чукотского моря. Начинались заморозки. Прогалины между торосистыми полями затягивало коркой молодого льда. Он с каждым днем уменьшал бег ледореза…

Семнадцатое ноября тысяча девятьсот тридцать третьего года. Американское море Бофора.

Место и дата навсегда остались в памяти.

Невеселую думу обдумывал Николаев, слушая взволнованного начальника Северо-Восточной экспедиции капитана Бочек.

Лакированные стены просторной кают-компании «Литке» увешаны снимками судов ледокольного флота.

За длинным столом мрачнели насупленные лица совета полярников. Сутулая фигура начальника Северо-Восточной экспедиции капитана Бочек еще более cropбилась. Седина — след бессонных ночей — поблескивала в его всклокоченных волосах. Задумчиво гладил выцветшую бороду однорукий соратник Вилькицкого — доктор Старокадомский. Старший механик — латыш Фридвальд — шептал отсекру партколлектива ревизору Тарасову:

— Положение — как тузовый пик. Выберемся. На всякое ядие есть противоядие.

Любопытствуя, оглядывал необычайное совещание гость с «Челюскина» — поэт Илья Сельвинский.

— Молодой лед, — информировал начальник, — нарастает очень интенсивно. Два-три дня, и мы застряли. Найти проход к «Челюскину» не удалось, хотя искали со всех сторон и сами забрались севернее, чем судно профессора Шмидта. Промедление равносильно смерти.

— Что скажете, чиф?

Седобородый механик развел руками:

— Удирать надо! «Литке» — «калека. Мощность машин только три восьмых. Корпус, как решето. Тушить котлы до полного обмерзания невозможно, а к тому дню не останется ни одного кило угля. Весной судно затонет, если этого не случится раньше.

— Ваше мнение, Николай Михайлович?

Капитан встал, понурив голову. Казалось, острая физическая боль расширила зрачки Николаева. Отступление было неизбежным. Запаса угля хватало на семь ходовых суток, в обрез до бухты Проведения. Если уголь сгорит раньше, перестанут работать донки, и «Литке» пойдет на дно. Отдать разъяренной пучине дорогой для страны, одержавший столько побед краснознаменный ледорез? Погубить корабль, с которым сроднился двенадцать лет назад на Белом море под командованием опытного ледокольщика-отца?..

— Самое трудное, — выдавливал слова капитан, — принять моряку такое решение, какое мы сейчас примем. Пусть лучше зимует один корабль. Придется оставить «Челюскин» на волю дрейфа и провести «Литке» в безопасное место. Иначе погубим людей и судно…

*

И он провел его сквозь замерзающее море Бофора и двенадцатибальный ураган под мысом Дежнева так же блестяще, как провел без единой царапины через льды пролива Вилькицкого крохотный речной пароход «Партизан Щетинкин».

…Рассказывать особенно нечего. Всю ночь капитан искусно пробирался щелями разводий перемычки и то, что считали невозможным старые ледокольщики, сделал за десять часов. Благодарственно крича сиплым гудком, «Партизан Щетинкин» уходил от кромки в море Лаптевых.

Третий раз мы бежали проливом Вилькицкого, непочтительно расталкивая льды. Рация «Литке» принимала восхищенные поздравления полярников. А виновник нашей победы прикорнул на диване штурманской рубки. Лицо капитана было безмятежно-спокойно.

Последнее слово принадлежало кочегарам.

Был второй час ночи. Мы сидели на железной палубе кормового бункера, отдыхая после перештивки. Разговор шел о судовых буднях и близком конце сквозного похода.

— Кажись, выгребли, — сказал первый шахматист ледореза — кочегар Любарский. — Мне корешки наставление прочли перед отходом: «Если зазимуете — лучше не возвращайся на Дальний Восток. Не позорь нас».

Марка дальневосточников не опозорена. Даже лишнее дело сделали, — вспомнил он проводку «Партизана Щетинкина».

— Молодец наш кэп, — заключили в бункере. — Настоящий моряк. Легко с таким человеком плавать. Знает, за что берется. А если возьмется, обязательно доведет до конца.

*

Двадцать третьего августа две важнейших задачи сквозного похода, были выполнены: освобождена первая Ленская и закончена проводка второго каравана. «Сакко», «Молотов», «Байкал» и «Щетинкин» шли курсом на бухту Тикси.

«Литке» и «Ермак» возвращались к мысу Челюскин.

Большевики взломали ледовую перемычку пролива Вилькицкого на пять суток раньше намеченного профессором Визе срока.