Lithium - [24]

Дверь открылась, вошла Инга.

– Обсуждаем, как сделать тебя звездой, – сказал Иннокентий.

Инга улыбнулась.

Часть третья Январь – март 1996. Москва

43

Влад

Люди за столиками жрали и бухали. Мужики от тридцати до пятидесяти. В основном, бандитского вида, со своими девками. Мы настраивались на сцене – непривычно высокой, метра полтора выше уровня зала.

Я поднес гитару к колонке. Она зафонила, засвистела. Краем глаза я увидел, как мужик за ближайшим столиком сморщился, заткнул пальцами уши. Что-то сказал своей девке, криво улыбаясь. Я тоже улыбнулся.

К Оле, она стояла у края сцены, подбежал арт-иректор казино. Толстый, в больших очках, в черном костюме и черной рубашке. Он вынул из кармана пиджака конверт. Отдал ей, что-то сказал, ушел.

Оля помахала мне рукой. Я подошел к ней, присел.

– Он выдал гонорар и сказал, что играть не нужно, – сказала Оля.

– Что значит не нужно?

– Сказал, что руководству, как бы, не понравилось, не вписываетесь в «формат» заведения.

– Руководство может идти на хуй.

– А смысл? Тебе что, самому будет в кайф для них играть? – Оля кивнула в сторону столиков.

– Ладно, пошли пропивать гонорар.

Я и Эдик, новый басист, отсоединили гитары, сложили в чехлы. Вадим снял с установки свое «железо».

Мы прошли через соседний зал. У столов для рулетки стояли «крупье» – парни и девушки в белых рубашках, с бабочками. На стенах висели картины с былинными сюжетами – Алеша Попович, три богатыря, Иван Царевич на сером волке.

* * *

Мы вышли из магазина, перешли улицу. Поставили бутылки пива на торчащую из земли бетонную хрень. За железной дорогой стояли мрачные индустриальные постройки, едва освещенные фонарями с улицы.

Уже несколько дней продолжалась оттепель. Я наклонился, слепил снежок, бросил в сторону железной дороги. Эдик, коротко стриженный, в куртке-«бомбере», открыл зажигалкой бутылки.

Мы чокнулись бутылками. Каждый сделал по глотку.

– А как ты смогла договориться с ними? – спросил Вадим у Оли. – Я думал, что они с такими, как мы, вообще не разговаривают…

– Увидела в «МК» объявление: культурно-досуговое заведение заинтересовано в сотрудничестве с музыкальными коллективами.

– Так и сказано «культурно-досуговое заведение»? – переспросил Вадим.

– Ну, да. Сама бы я так не придумала. Взяла демо-запись, приехала к ним. На входе три охранника-мордоворота. Позвали этого арт-директора. Он спрашивает: «Это известная группа?» Я говорю: «Нет, не совсем.» Он тогда: «Можем дать сто долларов за получасовое выступление». Я думаю: «Это ж круто, у „Литиума“ никогда от входа больше десятки не получалось». «Демо» отдала ему, он как-то странно поглядел на кассету. Выходит, даже не слушал…

– Может, и послушал, – сказал я. – И, может, ему даже покатило. А вот начальству люто не понравилось.

Вадим отпил еще пива.

– Не, – сказал Вадим. – Меня удивляет логика этой новой буржуазии. Они считают, что могут вот так вот за сотку баксов купить любого.

– Ты считаешь, что они нас купили? – спросил я.

Из-за поворота выехала электричка, загрохотала по рельсам. В первом вагоне не было света.

44

Оля

Ефимов выглядел старше своего «полтиника», возможно, из-за алкоголя. Когда он отпер дверь, от него сразу пахнуло перегаром.

Я прошла за ним на кухню. На столе стояла начатая бутылка «Smirnoff», на тарелке лежал нарезанный лимон. Раковина была забита грязной посудой.

Я положила рюкзак на табуретку, расстегнула молнию, достала конверт.

– Вот ваш гонорар.

– Спасибо. – Он бросил конверт на подоконник.

– Выпьешь со мной?

– Спасибо, но у меня еще много дел.

– Не выебывайся. Даже двадцать лет назад, при коммунистах, когда девушка говорила, что не пьет водку, это было лицемерием. Потому что девушка пить не должна, девушке не полагается. Но тогда все было лицемерием. И не думай, что я хочу тебя напоить, а потом затащить в постель. Мне это на хуй не надо. Девушка или идет со мной в постель или не идет, независимо от алкоголя. И я, в отличие от многих, реально смотрю на вещи. Никому я уже на хуй не нужен – ни тебе, ни другим. Поэтому все, что я предлагаю, это выпить вместе.

– Ладно.

– Тогда присаживайся. Не стоя же пить.

Я сняла рюкзак с табуретки, положила на пол, села.

Ефимов взял с полки над раковиной чистую рюмку, поставил передо мной, взял бутылку, налил мне и себе.

Мы чокнулись, выпили. Я взяла лимон, начала грызть.

– Сейчас модно ругать «Совок», – сказал Ефимов. – Вернее, давно уже модно. И я тоже мало хорошего про него тебе могу сказать. Да ты и сама все знаешь прекрасно. Сколько тебе лет?

– Двадцать четыре.

– Значит, знаешь, конечно. Но я тебе скажу, что при «Совке» и плюсы тоже были. Особенно, что касается музыкального творчества. Был профессионализм. Да, ты мог петь хуйню про комсомол и партию, но ты должен был это делать профессионально. И знаешь, как мы работали? Так в мире никто не работал, в таком графике, никакие «Битлы», никакие «Роллинги». Мы приезжаем в какой-нибудь сраный Магнитогорск, и играем концерты дней десять подряд. Дворец спорта. И каждый день – под завязку. В выходные два концерта. Да, ты, конечно, можешь сказать, что тогда развлечений не было, по «ящику» смотреть было нечего. Но все равно, это был уровень. Отыграли, получили по три рубля или сколько там за концерт, день или два отдохнули – и в следующий город… Давай еще.