Литературный агент - [18]

Маня вдруг поднялась, подошла к этажерке в углу, сняла с верхней полки фотографию в рамочке.

— Хотите посмотреть? Это мама.

Я тоже встал, протянул руку, рука дрожала (той ночной дрожью), и карточка упала на пол. Нагнулся поднять и услышал:

— Нет, уходите!

— Чем я вам не угодил? Хотите, на колени встану?

Не отвечая, она открыла стеклянную дверь на балкон, оттуда донеслось:

— Если не уйдете, я прыгну вниз.

Понятно, что я пулей вылетел из роковой квартиры и, даже проходя по двору, не поднял глаз, чтоб не раздражать душевнобольную на балконе пятого этажа.

«Зигфрид»

У меня разрывался телефон. Джон Ильич Вагнер. Где Юлия Глан? А я почем знаю! (Застал врасплох — до того меня девочка потрясла, я не нашелся с ответом.) Я вам сейчас объясню что почем. Очень советую приехать ко мне, диктую координаты.

Издательство «Зигфрид» занимало верхние этажи в белой башне, готически устремленной в поднебесье. В полутемном гигантском холле гигант-охранник гаркнул в трубку «Алексей Черкасов!» и тотчас сделал приглашающий жест к наружному лифту. Я медленно возносился, созерцая расширяющуюся пеструю панораму с блистающим куполом Христа-Спасителя на горизонте. Молоденькая, хорошенькая, как пудель, секретарша повторила жест со словами: «Джон Ильич ждет».

Он сидел в кабинете из стеклянных стен, как в киношном павильоне, склонивши над бумагами лысину, окруженную женскими кудрями, и глядел исподлобья с враждебным, мне показалось, любопытством. Вдруг лихо, по-американски (с его-то пузом!) водрузил ноги в шикарных туфлях на край стола. Знай наших!

— О-па! — воскликнул я нечаянно, как в цирке, едва сдержав смех.

— Веселитесь? — вопросил он с сарказмом, но ноги опустил. — Весело вам, да? А я, между прочим, два дня не могу до вас дозвониться.

— Да, меня почти не было дома.

— Знаю. Вы были с Юлой.

— С чего вы взяли, что два дня…

— Вы были с Юлой, — перебил он, и опять — с упорством маньяка: — Вы были с ней.

— Откуда такие сведения?

— Мой человек доложил.

— Ваш человек? — изумился я. — То-то меня не оставляло ощущение, будто нас преследуют!

— Никакой слежки, ничего подобного! — взвился Вагнер. — Хотите вконец наши отношения с автором испортить? Близится завершение третьего романа — вы ведь в курсе? — и мои люди дежурят, да!

— Что значит «дежурят»?

— Охраняют. Может, девочке что понадобится — сигареты, конфеты, вино, сыр… что она любит. Короче, человек на подхвате.

— То есть охранник проверяет, работает ли она над текстом.

— Проверяет. Потому что уже затрачены немаленькие средства на рекламу.

— «Марии Магдалины в зеркалах»?

Он посмотрел на меня с хищным вниманием.

— Она вам и это говорила?

— Слушайте, где дежурит ваш человек?

— Возле ее дома, разумеется.

— А возле ее дачи?

— Возле ее дачи? — переспросил дядя Джо беспокойно. — Вы намекаете, что я должен снять для Юлы дачу?

— И где б вы сняли?

— А где она хочет?

— Знаете такую станцию по Белорусской дороге — Чистый Ключ?

— Это последнее место на земле, где я бы… только не там! — воспламенился Вагнер. — Вы-то должны меня понять.

— Почему именно я?

— Вы не творец, а, судя по всему, человек нормальный…

Я перебил:

— Что вам про меня известно?

— Вполне достаточно, я навел справки. И хотя я лично преклоняюсь перед наукой, археология сейчас — это слезы, а не деньги.

— И что вы предлагаете?

— Я бы предложил, — Вагнер все так же беспокойно вглядывался в мое лицо, вытер носовым платком блестящую лысину, — да вы не согласитесь.

— Ну а все же?

— Пять тыщ.

— Пять тыщ?

— Баксов, разумеется. — Он болезненно сморщился. — Ну, черт с вами — десять. Это максимум.

— А что я должен сделать?

— Ничего.

— Как это?

— А вот так: по-мужски, без прелюдий. Мне говорили, вы чрезвычайно умный человек. Вы должны исчезнуть. По-хорошему. Не хотите за мои деньги — я вам грант устрою. На Святой Земле, а?

— Не надо мне ничего устраивать!

— Так уходите сами… на год, на два, на три — чем дольше, тем надежнее — в экспедицию. И все забудется.

— Что забудется?

— Вся эта катавасия.

— Кажется, я понял. Вы полагаете, будто я оказываю на вашего автора не то влияние.

— Самое не то! Она уже заговаривает о том, чтобы бросить писать. Ее возлюбленный, ядрена мать, не выносит безнравственности! Вы не знаете, Черкасов, откуда он такой взялся? С Тибета, с Арарата или с Гор Ливанских?.. Насквозь фальшивая фарисейская галиматья! Уходите, лучше — за деньги.

Я опять-таки его понял. Как там у Маркса, за какие там проценты капиталист пойдет на все?

— Иначе вы киллера наймете?

— Я вам этого не говорил.

— Но предупредили. Спасибо.

У меня вдруг запоздало объявился враг — конкретный, серьезный. Серьезный, я чувствовал, несмотря на карикатурные черты. И однако этот «готовый на все» меньше всех заинтересован в смерти Юлии Глан!

— Мы уже вышли на международную арену — мистическая проза последних времен! — шептал Вагнер страстно, как влюбленный юноша. — Уже почти все переведено на английский, на немецкий, французский перевод двух романов издан, и я уже нащупал пути к одному западному нобелисту…

— Порнографию вы хотите преподнести…

— Не порнография! — взревел Вагнер. — Не порнография! А гениальная пародия на мир антихриста.

— Кто это вам сказал?