Литературный агент - [19]

— Нобелист и сказал. Вы знаете правила?

Нужна рекомендация кого-нибудь из предыдущих… — издатель осекся, спохватившись, что выдает коммерческую тайну. — Ну, это так, грезы, что называется.

Химеры, поправил я мысленно. Ту, самую престижную премию, по правилам, дают только живым. Благодаря Вагнеру, моя жуткая история в потаенном лесу предстала передо мной и в другом аспекте: как громкий международный скандал.

— Давайте ближе к делу, — заговорил он сдержанно, входя в третью роль (последовательные превращения: шут гороховый, тщеславный маньяк, бизнесмен). — Позавчера без четверти девять вечера Юла села за руль вашей машины, и вы отбыли в неизвестном направлении. Отвечайте: где она, на какой даче и почему не отзывается по мобильнику, который, однако, включен?

А шут гороховый, скорее, я, а не он. Ведь ни разу не пришло в голову позвонить! Сумочка ее с тахты исчезла, мобильник она держала в ней…

— Джон Ильич, кто у Юлии литературный агент?

— Какой агент? — вытаращился Вагнер. — Что за сукин сын?

— Я у вас спрашиваю.

— Откуда он вдруг взялся? Она не нуждалась ни в каком агенте!

— Значит, я что-то перепутал.

— Ладно, дайте мне только до нее добраться! Вы скажете, наконец, где она скрывается?

Я и сам бы все отдал, чтоб узнать, кто, где и зачем прячет мертвое тело! Но отвечал издателю в том же сквалыжном тоне:

— Если ваш человек за нами следил, то он должен быть в курсе.

— Не следил, говорю же вам, не следил, не следил! — Вагнер нажал на какую-то кнопку на столе. — Белла, Жору ко мне срочно! Это один из наших секьюрити, удостоверьтесь сами.

— Верю, но поговорить не откажусь.

— Да уж сделайте любезность, девочка должна быть уверена, что я не стесняю ее свободу.

В стеклянном павильоне появился Жора, остановился в почтительном отдалении. Такой, как все они сейчас — крупная масса, стрижка бобриком, квадратная челюсть, мерно жующая, сонный как будто взгляд — но я узнал его. Да, сиживал этот детина на лавочке возле подъезда, особо и не скрываясь.

— Ты ответишь на все вопросы этого господина.

— Георгий… как отчество?

— Жора я.

— Жора, как давно вы дежурите возле дома Юлии Глан?

— С двадцать пятого апреля, через день.

— А еще кто?

— Михалыч, он сегодня выходной.

— А в Дом литераторов вы ее сопровождали?

— Не, никуда.

— С какой целью вы во дворе сидите?

— Нам сказано, — он взглянул на хозяина, — мы и сидим. Вообще по хозяйству облегчить, чего починить, бордо купить… Она кончала роман.

— Почему-то Юлия об этих дежурствах мне не говорила.

— Привыкла. Я часто присутствую.

— Круглые сутки?

— Не. В двенадцать ночи в дверь звякну — все нормально и уезжаю.

— Вам случалось узнавать людей, которые к ней приходили?

— Вас узнавал, потому что с нею видал. А про остальных не знаю, мало ли их там в дом ходит. Я ж не телохранитель.

— Расскажите про вечер четверга.

— Ну, на лавке сидел, она появляется, одетая как для выхода, в белый «топик» и белые брючки. Сказала, чтоб не ждал, поздно вернется. И на улице села к вам в «копейку». Я звякнул Джону Ильичу, доложил, что объект смылся допоздна.

— И вы уехали?

— Не, свое время отсидел, потом отъехал.

— Вы и раньше точно так же дежурили?

— При «Двуличном ангеле» точно так же, а до этого я в фирме не работал.

— Она тогда с кем-нибудь выезжала?

Охранник развернулся, как терминатор, мощным туловищем к хозяину. Тот кивнул.

— С шефом, — пробасил Жора.

— Ладно, свободен. — Вагнер дождался, покуда за парнем закроется дверь, нажал вызов на своем мобильнике, протянул его мне. — Слышите? Все время длинные гудки! А «Мария Магдалина» уже заявлена!

Он издательский «фанат», но не убийца!

— Джон Ильич, — сказал я в отчаянии чистую правду, — мне неизвестно, где она.

— Про какую дачу вы намекали?

— Мне приснился дом в лесу, — попробовал я нести прежнюю околесицу, — погреб, русская печка…

Он перебил:

— Я человек конкретный, и вам не советую придуряться. Где и когда вы расстались с Юлой?

Сколько еще дней, месяцев, лет мне нужно будет врать, врать, врать?

— На Белорусском вокзале. Она заявила, что у нее свидание с одним человеком на какой-то даче, и уехала на электричке… Может, с вами свидание?

Вагнер не отвечал, задумавшись.

— Может, с вами? — нажимал я нагловато, иначе «Зигфрида» не проймешь. — Что вы имеете против Чистого Ключа?

Он очнулся, вновь превратившись в вульгарного шута, даже дернулся положить ноги на стол, едва сдержался.

— Не против Ключа, но там где-то неподалеку святой папа пребывает, совесть нации. Который, антр ну, смертельно завидует дочке.

— У вас есть доказательства?

— Юбилейчик его помните? Он даже передачу с нею по телеку вынести не смог.

— Это не улики.

— Зачем улики? Мы не в суде. Но непогрешимость папы я прошибу, будь спок!

— Каким образом?

— Любым. За каждым что-то есть… грешки или грешищи. Где там у него дача-то?

— В поселке Холмы, улица Розы Люксембург. Вы собираетесь…

— Надо. А то распропагандирует к черту! Или подкупить, чтоб не лез, а? Как вы думаете?

— Чем?

— Да издам. Трехтомник, например. А что — идея! До сих пор читатель у него есть. И вообще: реализм помаленьку входит в моду.

Любовники для Юлии

В Дом литераторов я удачно проник с другого хода, с Поварской, бросая бравым ребятам в смокингах, расставленным по пути: «В Дубовый зал!» Был пустой час перед вечерним загулом, мне не препятствовали; я сел за