Литературные первопроходцы Дальнего Востока - [25]

Антон Чехов совершил самый настоящий подвиг – и в плане выдающегося достижения, и в том прямом смысле, что двинулся на край света, да ещё на социальное дно. Проехав Сахалин в 2002 году с юга на север на вездеходе («Дорог не было, как и при Чехове»), Андрей Битов квалифицировал чеховское путешествие именно как подвиг, добавив: «Чехов бы никогда такого слова о себе не употребил».

До Сахалина тридцатилетний писатель добирался на перекладных, потратив на дорогу 82 дня. Жюль-верновские герои за тот же срок объезжали весь мир – а тут попытайся проехать Россию, не увязнув. Обратно двигался через Владивосток и южные моря – в Одессу. Время, затраченное на дорогу, следует приплюсовать к проведённым непосредственно на Сахалине трём месяцам и двум дням. А если добавить подготовку к поездке, последующую работу над книгой и длительный «постсахалинский синдром», то станет очевидно: под знаком каторжного острова Чехов прожил отнюдь не только 1890 год.

Порой говорят, что свой роковой туберкулёз Антон Чехов подхватил именно на Сахалине. На самом деле он болел с юности, но эта непростая (в том числе в бытовом плане) сибирская поездка на его здоровье, вероятно, действительно отразилась, причём не в лучшую сторону.

Для жителя средней полосы России, не говоря уже об иностранце, Сахалин и сейчас – экзотика. В конце XIX века, когда эти дальневосточные края только-только стали российскими, – экзотика в квадрате, медвежий угол, нечто потустороннее. Поездка на Сахалин казалась погружением в преисподнюю, продолжением опытов Данте. Только здесь ад оказался невыдуманным.

Безусловно – то были другие времена. Антона Чехова на Сахалин пустили достаточно легко, – а попробуй посетить колымские лагеря 1940-х или хоть нынешние пенитенциарные учреждения?! Не разрешали общаться с «политическими», – но этот запрет Чехов спокойно нарушал, на что, похоже, начальство закрывало глаза[199]. При Чехове на Сахалине было около сорока осуждённых за политику, а всего на 1 января 1890 года на острове числилось 5905 каторжан при общем населении 26 тысяч человек.

Антон Чехов ехал изучать не только каторгу, но и Сахалин как таковой. Его записки – не только «социально-нравственные», но «естествоиспытательские». Он открывал для себя и для России недавно обретённый ею край. Русский Сахалин страна впервые увидела именно глазами Чехова.

Он описывает всё: громадные лопухи, которые «придают здешней чаще, лесным полянам и лугам оригинальную физиономию» (можно добавить, что сахалинские лопухи ещё и едят), пробковое дерево – теперь оно зовётся бархатом амурским, дикий виноград, черемшу – дикий чеснок, корюшку-«огуречника» (только что извлечённая из воды, эта рыба пахнет свежим огурцом), лососей, «чиримсов» – то есть креветок (приведённая Чеховым форма слова связывает английское shrimps и русское «чилим»). С особым чувством – комаров: «Было темно от них, лицо и руки мои жгло, и не было возможности защищаться. Я думаю, что если здесь остаться ночевать под открытым небом, не окружив себя кострами, то можно погибнуть или, по меньшей мере, сойти с ума». В чеховские времена на Сахалине порой ещё встречался тигр. Теперь тигры – практически монополия Приморья, хотя в соседнем Хабаровском крае они тоже водятся, в том числе – на региональном гербе.

Антон Чехов изучает местный климат: «По своему географическому положению нижняя треть Сахалина соответствует Франции, и если бы не холодные течения, то мы владели бы прелестным краем… Холодные течения, идущие от северных островов, где даже в конце лета бывает ледоход, омывают Сахалин с обеих сторон, причём восточному берегу, как более открытому течениям и холодным ветрам, приходится принимать наибольшую долю страданий; природа его безусловно суровая, и флора его носит настоящий полярный характер».

Антона Чехова можно рассматривать как тематического и жанрового предшественника Владимира Арсеньева (молодой офицер прибудет на Дальний Восток десятилетием позже Чехова, в 1900 году, и останется здесь навсегда). «Остров Сахалин», снабжённый автором подзаголовком «Из путевых записок», – настоящая энциклопедия Дальнего Востока: природа, «инородцы», история, статистика, личные эмоции, когда очарованного, а когда и шокированного горожанина-европейца. Тот самый сплав документализма и лирики, который позже станет основой арсеньевского таёжного нон-фикшна. В отличие от Арсеньева Чехов – только наблюдатель, но пересечения между ними иногда поразительны.

Вот лишь один пример – как Антон Чехов развенчивает миф об «исконно японском» Сахалине: «Многие, в том числе Невельской, сомневались, что Южный Сахалин принадлежит Японии, да и сами японцы, по-видимому, не были уверены в этом до тех пор, пока русские странным поведением не внушили им, что Южный Сахалин в самом деле японская земля. Впервые японцы появились на юге Сахалина лишь в начале этого (то есть XIX. – В. А.) столетия, но не раньше. В 1853 г. Н. В. Буссе[200] записал свой разговор со стариками айно[201], которые помнили время независимости своей и говорили: “Сахалин – земля айнов, японской земли на Сахалине нет”… Итак, Резанов и Хвостов