Литературная Газета, 6627 (№ 01-02/2018) - [8]

Литпрезентация

В библиотеке Дома-музея А.Ф. Лосева состоялась презентация новой книги известного православного аналитика и публициста Владимира Семенко «Осень Патриарха. От Православия – к экуменизму?».

Книга посвящена множеству «наболевших» проблем Русской православной церкви сегодня, в том числе её приспособлению к реалиям современного общества. Особое внимание автор уделяет всё набирающему обороты экуменическому движению – следованию идеологии всехристианского единства, анализируя недавние нашумевшие проекты (сближение с Ватиканом, участие в подготовке «Критского собора»).

Литюбилей

Исполнилось 60 лет драматургу, пуб­лицисту, давнему другу «ЛГ» Александру Пудину. Многие годы он работал в Москве, его пьесы шли в столичных театрах, с его именем связаны творческие успехи Ростовского академического театра им. Горького, которым он руководил. Новых творческих успехов, Александр Иванович!

Литпамять

75 лет исполнилось бы на Рождество Валентине Васильевне Жуковой, почти три десятилетия проработавшей в «Литературной газете» (1967–1995). Её перу принадлежали многочисленные статьи, интервью, комментарии, полемические заметки на темы, связанные с общественно-политической и культурной жизнью Франции, США и других стран. В.В. Жукова была членом Союза писателей, в её переводах издавались произведения крупнейших французских прозаиков.

Гулять по воде

Гулять по воде

Книжный ряд / Библиосфера / Субъектив

Игорь Бондарь-Терещенко

Теги: Олег Зоберн , Автобиография Иисуса Христа

Олег Зоберн. Автобиография Иисуса Христа. М. Эксмо 2017 512 с.

Скорее всего, автора этой книги предадут анафеме, книгу сожгут очередные идущие мимо, но пока она в топе продаж, можно успеть разобраться с очередным опиумом для народа.

По поводу основных тенденций, звучащих в этом сборнике монологов человека по имени Йесус Нацеретянин, можем заметить, что Чехова не зря числят по ведомству предтеч большевизма. Выдавливать из себя раба, сомневаясь, пролетарский ли ты писатель, начинали давно, и текст Олега Зоберна как раз на такой концепции выстроен. Берётся одна историческая личность, проводится ревизия её «человеческих» качеств и выдаётся вердикт. Например, чеховский «маленький человек», не особо пригодный для «гуманитарных» экспериментов. А вы думаете, отчего у нас так мало богословских «автобиографий», зато цари-тираны, чиновники-деспоты и прочие литературные госслужащие попадают в серию «ЖЗЛ», их авторы получают премии, и всё это считается большой литературой?

Итак, медицинский, как говорится, факт. По сути, весь огромный роман Зоберна – это его доказательство от противного. Пересказ канонических евангелий (с учётом «от Фомы») литературно одарённого автора с богословским, как оказалось, образованием. Причём это не постмодернизм и не новая русская готика, а вполне психологический текст, основанный на паре-тройке главных моментов, известных далеко не всем верующим, но являющихся основной темой для раздумий всех правоверных. Помните, возглас о том, зачем был покинут на кресте? Это кода, если хотите знать, всего сочинения – Христос в романе не просто «маленьким человеком» выглядит (а какого ещё Чехова вы от выпускника Литинститута хотите), он и Фомой неверующим побыть успевает. А уж после «гулять по воде», как в песне поётся, совершать чудеса, воскрешать местного Паниковского. Это оттого такое панибратство в стиле, что Спаситель в романе – не Богочеловек, не Сын Божий, как ужаснулся бы Розанов, а «всего лишь» человек. У него есть одна маленькая штучка, он целует женщин, смеётся над грубыми шутками своих учеников и рассказывает, рассказывает, рассказывает. Как Мюнхгаузен, вы правы, и рассказы эти ужасно хороши. «Как мало иной раз надо для счастья – всего лишь покинуть Иерусалим, – говорит в них главный герой. – Желательно навсегда».

А разве так можно, спросите вы, даже с этой, как её, литературой? Покинуть, навсегда… Как раз с ней можно всё, бумага терпит, смыслы рождаются, шаркающая кавалерийская походка по мановению пера превращается в вальсирующую иноходь, и многое можно успеть рассказать до первых петухов. Главное, один раз усомниться: «Почему Юра, почему не я?», и дальше уже под мостом, как Чкалов. «В Галилее полно целителей, которые справились бы и с больным зубом, и с переломом, но сделать эту сложную операцию мог только я. Это был мой долг, написанный огненными буквами на скрижалях моего сердца», – подтверждают в романе смысл любой исповеди. И потом, какая разница о чём, главное – как, с кем, в каком количестве. «Мы покурили ещё, и я стал рассказывать легионерам о зелёном драконе, покрытом изумрудной чешуёй, во чрево которого попадают грешники».

И всё-таки это литература, господа, взятая в оборот историей с рукописью, найденной на этот раз не в Сарагосе, а в Сирии, где её нашли то ли в сосуде, откуда выпустили очередного беса сомнения, то ли в армейском (арамейском) снаряде-капсуле, напоминающем комсомольское послание потомкам. Главное, всё-таки в этом, в литературности текста, одержимого памятью о Леониде Андрееве, Серафиме Саровском и ещё десятке апокрифических авторов. Как это делается на самом деле? В первую очередь с литературой. «Я велел ученикам держать её крепче, ещё тёплым от нагрева пессарием проник в неё, ухватил плод за голову и потянул на себя. Женщина завопила. Матфей, державший её правую ногу, побледнел и чуть не потерял сознание. – Держи крепче, старый дурак! – крикнул я, и это привело его в чувство».