Литературная Газета, 6597 (№ 19/2017) - [11]

Беседу велаВалерия Галкина

«ЛГ» поздравляет коллег из «Роман-газеты» с юбилеем!

Пережившие модернизм

Пережившие модернизм

Литература / Литература / Журнальный вариант

Бушуева Мария

Теги: Современная поэзия , литературная критика

О традиции на примерах из журнальной поэзии-2017

Казалось бы, традиция в поэзии дискредитировала себя. Если стихотворное слово стало тождественно слову обычной нормативной речи и перестало нести читателю открытие иного смысла, и все семантические ракурсы текста сводятся к узнаваемому, вроде бы говорить о поэзии уже не приходится – стихотворный текст воспринимается как набор клише.

Такая точка зрения вполне правомерна и доминирует при рациональном подходе к стихотворению исключительно как к тексту. Но я сразу уточню: моё субъективное восприятие поэзии отличается от ныне наиболее принятого: для меня поэзия – это не только и не столько текст , сколько нечто, находящееся за текстом, некая условная словесная комната, которая может быть заполнена вполне стандартной мебелью, но скрывать потайную дверку (как нищая каморка папы Карло), и за этой дверкой может оказаться поэзия, потому что поэзия несводима к логической расшифровке, она всегда открывается там, где существует, казалось бы, сомнительная для классификационной и аналитической оценки область человеческих чувств. То есть для меня восприятие стихов находится более в сфере сверхчувственного, что не отменяет критическо-логического подхода к стихотворному произведению post factum уже как к тексту. Если самые простые слова сопряжены в своеобразный эмоционально-ментальный фокус, присущий только данному автору с его личным уникальным опытом, то есть за строками видится не логический конфликт всего лишь, а синтетическое энергетическое поле, способное убедительно воздействовать (подобно заговору) на чувства читателя, то можно говорить о поэзии – стихотворение как бы само притягивает к себе, его хочется перечитывать... А если такое сверхчувственное воздействие сочетается ещё и с вносимым в текст новым элементом формальным или смысловым – это уже поэтическое открытие... Сам феномен эмоционального соединения читателя со стихотворением загадочен и ещё очень мало исследован. Может быть в миг синтеза психического поля воспринимающего и поля поэзии возникают в иных измерениях новые миры? Ведь в начале было Слово. И вершины поэтических открытий уходят в трансцендентный облак дымный , а у подножия гор располагаются привычные пейзажи, порой и урбанистические. И читателю не так важно, к какому направлению критик припишет открытие – к традиционной лирике, метафизической поэзии, неомистической, концептуально-контркультурной, неосентиментализму – главное, открытие состоялось. К сожалению, часто за «новаторский» отрыв от «традиции» принимаются чисто формальные признаки: отсутствие прописных букв, знаков препинания, расположение стихотворения в виде прозаического отрывка, визуальный аналог поэтического образа или даже просто верлибр, в критике главенствует «постмодернистский подход», стихотворение превращается в «замкнутый текст», взаимодействующий только с другими текстами в рамках современного и исторического поэтического контекста, что обесценивает поэзию как духовный дискурс, лишая её профетической составляющей (порой не осознаваемой современниками) и парапсихологической бытийности, и жёстко обращая в дискурс рациональный и чисто текстовой, то есть, по сути, апоэтический.

Но сначала, извините за тавтологию, о традиции в традиционном понимании.

Самый интересный и очень показательный пример следования поэтической, исключительно силлабо-тонической системе стихосложения с чёткой приверженностью «классической форме» – вплоть до заглавных букв в начале каждой строки (!) – предоставляет журнал «Наш современник» , поэты его как бы существуют «до Бродского» или «вне Бродского» – огромное влияние, которое тот до сих пор оказывает на современную русскоязычную поэзию, их не коснулось. Все медитативно-дневниковые и, как их называют, «римские» дольники И. Бродского, изобилующие строковыми переносами (enjambement′), несовпадениями размера и синтаксиса, прозаизмами, его снижение поэтической интонации до разговорной, канцелярское обилие перечисляемого и так далее, то есть фактически всё то, что Юрий Кузнецов, поэт, не менее Иосифа Бродского достойный Нобелевской премии, но не получивший её, называл «началом поэтического распада», обошло их стороной.

И под верностью журнала «Наш современник» «стилю ретро» есть концептуальная основа: и прозу, и поэзию журнала пронизывает вечная ностальгия по ушедшей России как дореволюционной, так и советской (хотя, учитывая жизненный опыт многих авторов, печалятся поэты о канувших в Лету советских временах) – «Хранят старушки старые чашки, / Битые рюмки, куклы косые. / Эти утраты, эти несчастья, / Что пронеслись над голодной Россией». (Ярослав Кауров); «Да, мы тех же иллюзий солдаты! / Наша боль, как «рулетка» стара. / Мы из тех, что стрелялись когда-то/в серый день отреченья царя». (Владимир Шуваев).

Эмоционально поэт продолжает жить в своём собственном,