Литературная Газета, 6584 (№ 04/2017) - [10]

– Если говорить о знаковых иранских современных авторах, на кого стоит обратить внимание?

– Если называть одного, я бы рекомендовал, чтобы читали Хушанга Моради Кермани. Это современный иранский писатель, у него интересные книги, они переведены на многие языки мира. Одним из его произведений является автобиографический роман «Вы же не чужой». Он продаётся в книжных магазинах в Москве.

– Сейчас актуальны разговоры о цензуре. Присутствует ли у вас цензура в книгоиздании?

– Самоцензура есть во всех странах, в Иране тоже. Но само понятие и смысл цензуры в разных странах отличаются. Естественно, в России тоже есть какие-то границы, которые нельзя перейти. Это касается убеждений или политических взглядов, которые могли бы оскорбить общество. То же и в Иране. Есть какие-то темы, которые могут наносить урон семейным устоям, социальным, оскорблять вероубеждения народа …

– В качестве примера можно вспомнить историю Салмана Рушди.

– Что касается Рушди, он написал произведение, которое наносило оскорбление религиозным чувствам, убеждениям и верованиям не только иранцев, но и всех мусульман мира. Неслучайно духовный лидер иранских мусульман Хомейни осудил его, после чего его книги и произведения не издаются у нас вообще. Рушди оскорбляет чувства всего народа.

– Тем не менее его книги пользуются популярностью и Рушди знают во всём мире.

– Его знают, но и отношение к нему в стране соответствующее. Представьте себе человека, который в России напишет книгу, оскорбляющую чувства православных!

– Увы, такие примеры есть...

– Мне кажется, эти люди пиарятся таким образом. Я не думаю, что в мировой литературе Салман Рушди имеет своё место. Мне кажется, он не является значимым писателем.

– Считается, что литература формирует сознание. А на каких авторах выросли вы?

– На классической литературе. Например, произведение Мухаммада Джалал-ад-Дина Балхи «Поэма о скрытом смысле». Я поклонник этой книги и могу порекомендовать её всем, кто интересуется иранской литературой.

БеседовалаЕкатерина Писарева

Русский камень

Русский камень

Литература / Литература / Поэзия

Проханов Александр

«Ангел». Рисунок Александра Проханова

Теги: Александр Проханов

Александр Андреевич Проханов – одна из самых романтических фигур нашего времени. Часть своей жизни он провёл среди лесов. Другую часть – среди белоснежных храмов. Третью – среди бесчисленных войн и сражений. Он – свидетель революций, падения и восстания царств. Мы знаем его как прозаика. Его стихи – неожиданность для нас. Что ещё хранится в таинственной прохановской душе?

▪ ▪ ▪

Я книга неразрезанных страниц.

Я тот фонарь, где не бывает света.

Летела стая розовых синиц

И пропадала среди белых веток.

▪ ▪ ▪

Последних снов обугленные тени.

Последних слов осенняя трава.

Последний вздох несбывшихся хотений.

И выпал снег. Настали Покрова.

▪ ▪ ▪

Я в снегопад упал без одеяний.

Твоя рука в забытом серебре.

Брусничный лист божественных деяний

Красней, чем зори в чёрном ноябре.

▪ ▪ ▪

Твоих лугов заплаканные лица

И стон слепых гармоник на селе,

Где вянет голубая медуница

С пером светлей лазури на крыле.

▪ ▪ ▪

Я вижу сон. В часах опали стрелки.

Прошли на колокольню звонари.

Но звука нет. Две розовые белки

Высоких звёзд качают фонари.

▪ ▪ ▪

Я вышел на крыльцо бездонной ночью.

Ведро воды с упавшею звездой.

Ты мне открой, о, милосердный Отче,

Зачем снега пахнули резедой?

▪ ▪ ▪

И грянул бой, священный, рукопашный

Цветущих трав и птичьих голосов.

Так опадают осенью вчерашней

Цветные листья с голубых лесов.

▪ ▪ ▪

Я жил в лесах. Крик ворона горластый.

Еловых веток тёмные ресницы.

Я припадал к серебряному насту

И целовал стеклянный след лисицы.

▪ ▪ ▪

На белизне заснеженных страниц,

Где замерзает след стеклянный лисий,

У снегирей и золотых синиц

Расцвёл зари малиновый трилистник.

▪ ▪ ▪

Моих полков, пропавших под Смоленском,

Последний след истаявших дорог.

Мне покажи на празднике вселенском

Родной избы обугленный порог.

▪ ▪ ▪

Меня нашли в осенней лебеде

Средь чёрных стай, летевших на зарю,

Где золото на ветряной воде

И белый лев, склонённый к фонарю.

▪ ▪ ▪

В мой сад слетелись вещие синицы.

Железный век свой совершил прыжок.

Твоё лицо на белой плащанице

С моим лицом, как огненный ожог.

▪ ▪ ▪

Настольных книг лукавое коварство.

Винтовок сталь в кровавых кулаках.

Куда ж нам плыть? Плывёт за царством царство,

И Божий лик сияет в облаках.

▪ ▪ ▪

Я вижу сны окаменелых баб.

В пустых глазницах синие рассветы.

Я вижу след окаменелых лап

И слышу стук окаменелых веток.

▪ ▪ ▪

Мы шли с полками туркестанской степью.

Я помню командиров имена.

Мне губы обжигал солёный пепел,

Впивались в грудь колючек семена.

▪ ▪ ▪

Благоухай, пион, цветок забвений.

Я вновь целую дивные персты.

На полотне белеющих мгновений

Шелками шиты алые кресты.

▪ ▪ ▪

На горных ледниках сверкали грани.

И озеро, как голубое блюдо.

На той войне я был смертельно ранен.

Не пулей. Взглядом мёртвого верблюда.

▪ ▪ ▪

Я различаю голоса растений,

Опутавших мой череп безымянный.

Я тот, кто не отбрасывает тени.

Я – в тёмном небе свет зари румяной.

▪ ▪ ▪

Мне в колыбель упал зелёный лист.

На гроб легла сырая гроздь рябины.