Литературная Газета, 6531 (№ 44-45/2015) - [10]

– Ещё один ваш знаменитый проект – создание Музея танка Т-34. Гордитесь своим достижением?

– Музей танка Т-34 мы создали вместе с сыном. Мой отец – Николай Алексеевич Кучеренко – получил Сталинскую премию как бессменный начальник конструкторского бюро. И когда мне говорят, что я создала музей своего отца, это не так, это именно Музей танка Т-34. История танка – история всей страны. К нам приходят люди разного возраста, те, кому не безразлично героическое прошлое России. Приходят настоящие патриоты.

Есть ещё одно место, которое мне очень дорого и с которым многое связано в моей судьбе. Я говорю о Колонном зале. Именно там пройдёт мой юбилейный вечер 23 ноября. С Колонным залом связаны воспоминания и мучительные, и прекрасные. Когда-то там было Дворянское собрание, потом там лежала Надежда Крупская. Там лежал Сталин. Я ходила туда, но вместо Колонного зала попала на Трубную площадь, где пробыла больше двадцати часов и услышала много всего страшного. Особенно для моего возраста – ведь я была школьницей, единственной и любимой дочкой... Там же, в Колонном зале, было моё первое большое поэтическое выступление. И там меня в начале шестидесятых в первый и в последний раз вынесли на руках. Было страшно, я боялась, что меня уронят.

Тут же, в Колонном зале, был вечер замечательного человека, моего учителя, Виктора Фёдоровича Бокова, с которым я познакомилась довольно неожиданно – в метро. Когда я пришла на вечер, куда он меня пригласил, там было человек тридцать. Все читали стихи. Прочла и я. Боков сказал: «Никого из них в литературе не останется, а ты останешься». И вот я веду его вечер, ему восемьдесят. И я говорю, обращаясь к залу: «Посмотрите, какая прекрасная молодая старость!»

– Если говорить о ваших учителях, кого бы вы ещё назвали?

– Кроме Бокова назову Сергея Сергеевича Наровчатова. Он, кстати, был моей платонической любовью. В молодости – самый красивый поэт. А мужчина для платонической любви обязательно должен быть красивым.

– Чувствуется, что в вашем творчестве, будь то стихи или исторические книги, всегда присутствует любовь, и постижение мира, как правило, происходит интуитивным путём. Можно сказать и так: вы любите своих героев и именно поэтому так глубоко постигаете их.

– Я вообще разделяю такое понятие, как платоническая любовь. Это огромное богатство! Оно раздвигает границы чувств. Началось моё платоническое чувство с Багратиона. Я училась во втором классе, и попал мне в руки учебник шестого класса, а там портрет Багратиона в профиль. Он мне тогда показался бесподобным. Это я уже потом увидела, какой он некрасивый. Он, кстати, спас меня от многих глупых поступков, я пролюбила его до восемнадцати лет, пока не поцеловалась с мальчиком... Вскорости вышла замуж, муж мой, мужчина, несомненно, красивый, платонических чувств не вызывал.

Если говорить о русских поэтах, то они знали, что такое платоническая любовь. У Есенина, например, была эта способность – любить платонически. Помните, он писал, обращаясь к Августе Миклашевской: « Что ж так имя твоё звенит, / Словно августовская прохлада?» А сам Пушкин был платонически влюблён в императрицу Елизавету Алексеевну. У меня об этом книга «Жена и муза».

Ещё есть книга об императоре Александре I. Вообще всё то, чем я занимаюсь, не называю историей. Академик Лихачёв считал, что мышление женщины антинаучно. Совершенно с ним согласна – антинаучно, женщина руководствуется в поиске истины исключительно интуицией. Интуитивно поняла: Александр I – загадка. Неспроста три тома ЖЗЛ выпустили про него... Но разгадку, оказывается, надо искать в физиологии: мальчиком он стоял у пушки (его отец Павел I обожал военное дело), пушка выстрелила, и Александр оглох на одно ухо. Я опросила многих отоларингологов, пытаясь выяснить, повлияло ли это на второе ухо. Они в один голос сказали, что да, конечно, повлияло. Есть определённые законы слышимости. То есть Россией управлял глухой император. В связи с этим возникает масса вопросов, и один из них такой: где появилась первая сурдошкола в России? В Павловске, в резиденции матери императора. И как только я разобралась с этой тайной, поняла и много всего другого. Сама жизнь подвела меня к книге, которая называется «Исчезновение императора».

– Подходит к концу Год литературы. Какое лично у вас ощущение от него?

– Литературный мир вымер, хоть двадцать раз Год литературы объявляй. Какие-то деньги кому-то перепадают. А вообще, так как было в советское время, уже, увы, не будет. Тогда действительно статус писателя ценился высоко. Сейчас писателям живётся трудно. Уважения к писательской профессии нет. Да и самой профессии, по сути, нет. И быстро, к сожалению, в этой сфере ничего не изменится. Но выход только один – надо писать. А если не можешь, тогда остаётся сменить сферу деятельности.

– Нельзя не заметить либерального перекоса в сегодняшней литературной действительности. Особенно в премиальном процессе. Что нужно, на ваш взгляд, сделать для того, чтобы патриотическая литература стала не только востребованной, но и поощряемой?

– У меня есть блокнот, куда записываю интересные цитаты. Вот послушайте: