Литературная Газета 6302 (№ 47 2010) - [11]

Испытания, которые выпали на долю этого региона – а надвигались они на него и с Запада, и с Востока, и с Юга, – выработали в его жителях особые черты характера, особое отношение к собственной идентичности. Результатом стал обострённый критический настрой, даже переходящий в скепсис, как только речь заходит о далеко идущих европейских интеграционных инициативах. Эти страны готовы усердно следовать всяким передовым веяниям, которые приходят из главных европейских стран, но одновременно трепетно опасаются за свои вековые традиции, культуру, язык. Они боятся потерять своё национальное лицо, раствориться в глобализирующемся мире. И страхи эти, с одной стороны, не напрасны, а с другой – приводят к весьма нервной политике. К странам Восточной Европы в прошлом очень часто применяли обидный для них термин «догоняющее развитие». Обидный, но в чём-то и правомерный, о чём сами эти страны про себя знали. Но внешнее воздействие всегда здесь было очень велико.

В последние годы вишеградские страны часто оглядываются на пройденный путь. И делают выводы. Порой весьма резкие.

В 2007 году на съезде венгерских реформаторов вдруг прозвучало: «Реформы даже и не начинались…» Или другие горькие слова: «Положение не только не изменилось, оно стало хуже, чем двадцать лет назад».

Сам Лех Валенса вынужден был признать: «В Польше есть юридические основы демократии, но мы пока не научились извлекать из этого выгоду. И с нашими кошельками становится всё хуже».

А ведь это относится к политической сфере, где, казалось бы, эти страны добились наибольшего успеха – вроде бы действуют все инструменты для осуществления демократии, меняются партии на вершине власти, существуют альтернативные СМИ, действует оппозиция, хотя правящие партии стремятся осложнить ей жизнь.

Что же касается экономики, то здесь проблем, может быть, и больше. Вишеградские попали под столь агрессивное воздействие западного капитала, что результаты экономических реформ для населения оказались весьма неоднозначными. С точки зрения теории сделать удалось вроде бы много на пути разгосударствления и свободы рынка, а вот реальная жизнь людей не стала процветающей. И тот же Валенса неслучайно обронил: «У нас капитализм, для которого деньги важнее людей».

В результате регион потерял многих квалифицированных специалистов, уехавших за границу, значительную часть интеллектуальной элиты. С такими потерями надежды на подлинную модернизацию стремятся к нулю. «В таких условиях остаётся лишь зыбкая надежда на подъём региона за счёт удачного использования возможностей, которое даёт ему расположение между Западом и Востоком Европы. Но и этой надежде суждено сбыться лишь в случае, если с обеих сторон будут исходить позитивные инновационные импульсы», – делают вывод авторы книги.

Особо следует сказать о социальных проблемах. Здесь уместно привести ещё одну цитату:

«Новым членам ЕС сегодня навязываются критерии, которые по большинству параметров не выполняет сама «старая Европа», но которые способны служить инструментами контроля над ситуацией в странах Восточно-Центральной Европы. Кроме того, новички ЕС вынуждены адаптироваться к навязываемой им социальной модели, при которой гражданину за всё надо платить: и за хорошее лечение, и за достойное образование. При этом вишеградцы должны ещё благодарить судьбу за то, что у них есть работа».

В общем, за дверями в капиталистический рай вишеградцев, и прежде всего обычных людей, ждали не тучные пастбища и молочные реки, а вполне суровый мир конкурентной борьбы, в котором полно людей с куда более увесистыми аргументами, чем у них. Как признал один из «отцов» вишеградского процесса Вацлав Гавел, вовсе не все проблемы оказались решены и демократический процесс требует гораздо больше времени и подготовленности. Сколько именно, уточнять не стал. Другие политики группы говорят о необходимости менять старую структуру мира, приспосабливать её к новым реалиям. Вероятно, так оно и есть, но вот кто будет создавать новую структуру? И пригласят ли тех же вишеградцев в главные конструкторы? Исторические традиции – весьма сильная штука, как ни крути.

Сергей КРУЖИЛИН

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,0 Проголосовало: 4 чел. 12345

Комментарии:

Мой, он же наш, Чехов

Литература

Мой, он же наш, Чехов

ЧЕХОВ – 150

Юрий АРХИПОВ

Алевтина Кузичева. Чехов : «Жизнь отдельного человека». – М.: Молодая гвардия, 2010. – 847[1] c.: ил. – (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; вып. 1223).

Мой, моя, моё… Как же нас, эссеистов, всегда бранили в ИМЛИ за «ячество» академического склада литературоведы!.. Между тем тут заявлена как раз скромность почти чеховская. Не претендуем, мол, на объективную Окончательную Истину (типа «Правды»), излагаем токмо свою точку зрения. Полагая, впрочем, что сумма таких вот отсебятин и может сложить вертикаль, восходящую к познанию чаемой объективности.

Но, разумеется, у завзятых, чистых «объективистов» свои права и достоинства. Особенно если орудуют не кувалдой-догмой, а скальпелем-документом.

Как в недавней книге Алевтины Кузичевой о Чехове, изданной в почтенной серии «ЖЗЛ». Небывало пухлый том в девять сотен страниц до предела нагружен документами. Настолько, что не осталось места для отсылок и сносок, хотя источники не скрыты, при желании любой дотошный «вед» без труда установит их идентичность. Располагает к доверию и сам тон письма: обращение с документами (и с героем) здесь самое бережное. То или иное состояние души биографируемого, побуждающее к соответствующим поступкам и действиям, высвечивается перекрестьем его признаний и свидетельских показаний сторонних лиц. В ход идут дневники, записные книжки, письма как самого Чехова, так и его близкого или дальнего окружения. Широко используются не только классика литературы о Чехове (Бунин, С. Булгаков, Волжский, Щепкина-Куперник, Книппер-Чехова, сестра, братья и прочая, прочая), но и архивный пласт данных, доселе мало кому известный. Собственных домыслов автора книги почти никаких. Так что хрестоматийный упрёк Пушкина (врёте, мол, подлецы, великий человек не вам чета) тут не применишь. Никакой конфузливости при чтении не испытываешь.