Литературная Газета 6230 (№ 26 2009) - [15]

- Объясняю ситуацию во многом крахом единой дистрибуционной системы Союзпечати - общей на весь СССР когда-то торговой сети распространения книг. Вторая причина - расширение круга конкурентов. Читатель вдруг понял, что сам может быть писателем, и т.д. и т.п. Надо помнить и о том, что заграничные авторы (и их книги) хлынули в Россию. А если ещё учесть, что 70 лет советской власти русскому читателю оставались недоступны книги нескольких поколений западных авторов, то там накопились тонны чтива. Пока всем это надоест, пройдёт время.

Вообще литература художественная естественным образом не должна интересовать большинство граждан. Это нормально. А если надо обращаться к большинству граждан, нужно идти в политику. Что я и сделал.

- Но книги писать не перестали. В своё время писатель Дмитрий Липскеров заявил, что с книжных полок магазинов необходимо убрать ваши сочинения, потому что они вредны. Как вы относитесь к подобным высказываниям: с юмором, с раздражением?

- Ну сказал и сказал. Я не знаю, каково мировоззрение этого Липскерова, но мои книги вредны для существующего строя. Поскольку они учат бунту. Несогласию.

- То есть книги могут быть опасны? И могут изуродовать человека?

- Книги опасны, да. Но только большие книги опасны. "Происхождение видов" Дарвина. "Капитал" Маркса А человека ничто изуродовать не может. Он либо принимает идеи, и тогда они ему нужны, либо не принимает.

- Когда вы в последний раз читали чужие художественные тексты?

- Недавно внимательнейшим образом перечитывал "Фауста" Гёте в переводе Холодковского. Так как я нахожусь в возрасте Фауста и у меня те же проблемы. К тому же я хочу писать о Фаусте вообще, не только о Фаусте Гёте. Исторический Фауст, кстати говоря, учился в Виттенберге, том самом, где Мартин Лютер замыслил и пустил в мир лютеранство. Они имели оба отношение к Виттенбергскому университету. И эти два доктора, видимо, были знакомы. Являясь противоположностями. Мне очень интересен Фауст.

- Есть мнение, что в прошлом Эдуард Лимонов был блестящим стилистом (что безусловно верно, если вспомнить такие его книги, как "Дневник неудачника" или "Смерть современных героев") и затем стал откровенно пренебрегать всеми этими литературными "виньетками", начав писать предельно сухую, стремительную эссеистику.

- Ну несут пургу люди. Разные книги преследуют разные цели и потому пишутся по-разному. В тюрьме я написал среди прочего "Книгу воды", и она сделана по стандартам "Дневника Неудачника". Но там же, в тюрьме, я написал по-своему безупречные книги Та же "Другая Россия" по-своему хороша, потому что её стиль соответствует содержанию. Только мелкие таланты повторяют себя и всю свою литературную жизнь переписывают одну книгу.

- К слову о первой книге: за переиздание романа "Это я - Эдичка", если мои источники не врут, вам предлагали уже 50 тысяч долларов и готовы сумму удвоить. Но вы отказываетесь его переиздавать. Он выйдет в России, скажем прямо, при вашей жизни? Или нет?

- Я, может быть, продам киноправа на книгу "Это я - Эдичка", если мне заплатят достойную сумму.

- Зато "Книга мёртвых-2", говорят, скоро будет? Не хотите написать тогда и "Книгу живых"? В том же жанре, что и "Книга мёртвых", но о тех, кого вы видите вокруг себя сегодня?

- "Книгу Мёртвых-2" я только что закончил. Не по своей воле её написал. Константин Тублин - издатель "Книги мёртвых-1" - мне долгие годы предлагал её сделать, и я в конце концов скрепя сердце, сознаюсь, соблазнился деньгами. "Книгу Живых" не хочу.

- А вот мне про живых даже интереснее было бы узнать. Понимаю, что сейчас потяну в дебри, далёкие от вас, - и тем не менее: кто выиграл в долгом споре писателей-патриотов и писателей-либералов? Насколько вам сегодня близки политические взгляды, скажем, Евтушенко или политические взгляды Валентина Распутина?

- Мне одинаково далеки и те, и другие. Я в других координатах себя мыслю и осуществляю. Я просто иной. Прошу прощения за это и у тех, и у других.

- Тогда с другой стороны зайду. Вы знали сотни литераторов - как русских, так и зарубежных. Со многими общались близко, дружили Во многих разочаровались. Есть ли в мире литературы люди, к которым вы сохранили уважение?

- Я сохранил уважение к ряду людей, большинство их не литераторы и даже вовсе неизвестные люди.

- О живых вы действительно не очень хотите говорить Судя по вашей эссеистике, вашим интервью, есть в русской литературе второй половины XX века как минимум два литератора, по которым вы сверяете свою жизнь, свой успех. Это Солженицын и Бродский. Что вас привлекает в этих людях, что раздражает?

- Эти двое - как в боксе, спарринг-партнёры. Я на них тренировался. Меня в них уже ничто не раздражает, так как они умерли.

- Я вижу, вы не очень хотите говорить о литературе. Как вы определили бы свои политические взгляды?

- В политической терминологии их определять я не хочу, потому что получится приблизительно. А приблизительно получится, из-за того что политическая терминология создавалась давным-давно и устарела. Я ярый сторонник народовластия, то есть власти четвёртого сословия, большинства, сдающего внаём свои навыки и рабочие руки. Это важно, потому что мои союзники либералы клянутся и божатся средним классом, а о народе говорят плохо или утверждают, что его вообще не существует.