Литература с Дмитрием Быковым - [8]
Конечно, проза Туве Янссон очень отчетливо делится на три периода. Первый – это период ошеломляющих ранних успехов. Сама по себе повесть «Маленький тролль и большое наводнение» не представляет собой ничего особенного. Там еще слишком много алогичных чудес, чудес, которые еще не вошли в норму.
Виктор Шкловский говорил, что, если курица превращается в чернильницу – это нельзя, вот если ведро в чернильницу – это можно. Так и здесь, слишком много чудес – строгий господин, его фруктовое или шоколадное дерево, – некоторый избыток ощущается. Но основы муми-тролльской космогонии уже там заложены.
Почему муми-тролли вообще пустились в плавание, странствие и почему они пошли искать себе Муми-долину? Дело в том, что они всегда жили за печкой. Как замечательно говорит Муми-мама, «с паровым отоплением мы, к сожалению, не ладим». Они вышли из-за печки, когда люди стали строить себе паровое отопление, и они были вынуждены искать себе новый дом. Они – тролли, домовые, такие добрые тролли, охраняющие дом. Потом, конечно, они стали пушистыми, звероподобными и гораздо больше, потому что вначале Муми-тролль был вообще с ладонь величиной. Муми-тролль в «Шляпе волшебника» уже примерно со стул. Собственно говоря, из этого расчета и выстроен Муми-музей. Вообще, муми-тролль перестал быть духом, троллем, стал полновесным животным мыслящим и, может быть, даже немножко человечком. Он стал живым существом, но изначально муми-тролль – это домовой, живущий за печкой.
Две лучшие ранние вещи – это, конечно, «Муми-тролль и комета», гениальная страшная сказка о мировой войне, и «Шляпа волшебника», замечательная вещь о природе творчества. Кстати говоря, именно в «Шляпе волшебника» начинаются игры Туве Янссон с читателем, ее прямые обращения. Ну, например, если хочешь узнать, во что превратились вставные зубы Ондатра, спроси у мамы, она знает. Сколько мам вынуждены были объяснять, во что превратились вставные зубы Ондатра! Я до сих пор помню, как мать рисовала мне это страшное существо, эти челюсти на ножках, которые там ходили.
«Шляпа волшебника» – это такая притча, абсолютно скандинавская, абсолютно символистская, о природе творчества. Это волшебное преображение, конечно, но ты никогда не знаешь, что получится в итоге. Иногда получается прекрасный рубин, а иногда из муравьиного льва образуется бесконечно печальный ежик. Помните, когда: «Ну, все понятно, – сказал Снифф, – Муравьиный лев превратился в воду». – «А по-моему, – сказал Муми-тролль, – в воду превратился песок, муравьиного льва мы еще увидим». После чего на полях Шляпы оказывается бесконечно печальный ежик, который уходит куда-то вдаль. Весь ужас в том, что обратно расколдовать Шляпа волшебника никого не может. Обратно расколдовать может всесильная Муми-мама, богиня-мать, которая, увидев жуткое существо с такими тарелками глаз, в которое превратился Муми-тролль, говорит: «Да это мой Муми-сын». И тут же хвост и живот увеличились, глаза уменьшились, и Муми-тролль предстал перед всеми. «Уж своего-то маленького Муми-сына я всегда узнаю», – говорит добрая Муми-мама.
«Шляпа волшебника» – это метафора творческой способности, которая преображает мир, но что получится, заранее никогда не знаешь. Думаю, что Туве Янссон меньше всего могла предполагать, что из ее воспоминаний об идеальном детстве в скульпторской семье – о братьях, сестрах, о маме – получится такая история. Она мне рассказывала, что весь собственно «Папа и море» получился из очень простой истории. Ее дядя боролся с контрабандистами, которых однажды выбросило на маленький остров. Из всей жидкости у них был спирт. И они вынуждены были его пить. И конечно, страшно перепились, и их в конце концов сняли с этого острова и отвезли на берег, где напоили уже водой. Вот из этого случая получилась история с ящиком, который море выбрасывает на берег Муми-папе. И вся история с островом, который сначала одержим ужасом, помните, деревья бегут в центр, потом останавливаются. Эта история с ужасным островом всего лишь отголосок той легенды о контрабандистах.
Художник всегда понятия не имеет, что будет с его головой, на которую надета волшебная шляпа. Помните, Муми-папа, надев однажды шляпу, отделался только одной легкой головной болью. Но тем не менее в нем проснулся писательский зуд, и следующая книга – это мемуары Муми-папы. Но лучшее, что сделала Шляпа, это тучки, которые получились из яичной скорлупы.
Потом наступает период самых веселых, самых беззаботных и несколько простоватых сказок. Это «Опасное лето», о том, как они играют в театр, и самая поэтичная и веселая «Волшебная зима», в которой Муми-тролль говорит, наверное, самые точные слова, определяя жанровую природу этой сказки. Помните, когда все спят, а он проснулся, пришел и сказал: «Вот теперь я не принадлежу ни к числу спящих, ни к числу бодрствующих». Сформулировал это он с обычной своей пузатой важностью. Так вот именно то, что автор этих сказок не принадлежит ни к числу спящих, ни к числу бодрствующих, ни к числу сказочников, ни к числу реалистов, это делает их столь универсальными и, может быть,
