Листая страницы сербской истории… - [75]

.

Время, проведённое в Петербурге, самым серьёзным образом сказалось на взрослении и формировании характера Александра Карагеоргиевича. Только в русском военно-учебном заведении он получал качественное систематическое образование. И только при русском дворе с ним стали обращаться, как подобало обращаться с «крестником императора Александра III и славянским князем». Именно в этом времени – корни русофильства, главным проявлением которого стало предоставление югославским монархом убежища десяткам тысяч русских эмигрантов[122], покинувших родину во время Гражданской войны.

Зарождению симпатии к России и к русским не смог помешать даже холодный приём, поначалу оказанный Александру Романовыми. Процитированный выше мемуарист пишет об интригах, которые плели против племянника великие княгини Анастасия Николаевна и Милица Николаевна[123]. Родные сёстры покойной княжны Зорки, которые, как известно, имели большое влияние на императрицу Александру Федоровну, почти полностью изолировали Александра от высшего света. Его круг общения описывает сердобольный директор Пажеского корпуса: «Так и не удались мои хлопоты скрасить жизнь королевича… Он изредка бывал у Новаковича, в моей семье, в опере, и, насколько помню, это всё… что крайне мало»[124]. Положение Александра улучшилось, особенно в бытовом отношении, лишь после аудиенции у Николая II, признавшегося Епанчину, что ему «говорили про королевича такие гадости».

Описывая козни «черногорок», действовавших, по-видимому, по наущению отца, автор риторически вопрошает: «А где теперь князь Николай Черногорский?» И сам же даёт ответ: «Бесславно кончил свою жизнь в изгнании». Добавим от себя, что в этом немалая «заслуга» внука Александра, не оставлявшего без расплаты обиды, нанесённые ему в детстве и юности. Ценным свидетельством служат воспоминания генерала Драгутина Милутиновича о том напутствии, которое в октябре 1918 г. дал ему принц-регент Александр, отправляя в Черногорию во главе Скутарийского отряда: «Действуя в Черногории, не смейте проявлять мягкосердечность. Любой ценой следует помешать возвращению в Черногорию короля Николы. Пусть даже самыми брутальными средствами»[125].

В марте 1909 г. в жизни Александра Карагеоргиевича произошла судьбоносная перемена. Его старший брат Георгий, изобличённый в убийстве своего лакея, совершённом в припадке ярости, был вынужден отказаться от прав на престол. Опубликованный 28 числа манифест короля Петра провозглашал его младшего сына новым престолонаследником. Став им, Александр не замедлил проявить качества, которые мало кто ожидал встретить в «робком», «скрытном и сдержанном», по выражению российского посланника Г. Н. Трубецкого[126], молодом человеке. Речь идёт о готовности любыми средствами защищать от чьих-либо посягательств собственные суверенные права, как они виделись самолюбивому «кронпринцу».

Примером происшествия малозначительного, но ярко иллюстрирующего стремление Александра к самоутверждению стала сцена, которая имела место во время первого воскресного обеда, состоявшегося в королевском дворце после опубликования вышеупомянутого манифеста: «Новый престолонаследник направился, чтобы занять стул по правую руку от короля. Там же хотел сесть и принц Георгий, ведь раньше он всегда там сидел. Александр оттолкнул его и впервые расположился на положенном ему месте»[127].

Сложнее, чем оттолкнуть соседа по столу, было совладать с силой, в 1903 г. приведшей Карагеоргиевичей на престол и воспринимавшей их не иначе как марионетку в собственных руках. В 1911 г. офицеры-заговорщики, лидером которых был Драгутин Димитриевич-Апис, организовали тайное общество «Объединение или смерть» – знаменитую «Чёрную руку». «В центре её деятельности, – пишет А. Л. Шемякин, – было поставлено объединение сербского и югославянских народов в единое государство. И уже сама эта столь радикально заявленная цель не могла не привести к столкновению с властью, которая стремилась соотносить национальную политику с реальными международными условиями. Разочаровавшись в институциях и принципах парламентского государства, не дававших… возможности скорого решения сербского национального вопроса… основатели “Черной руки”… чем дальше – тем больше, становились угрозой гражданскому правлению»[128].

Престолонаследник Александр

Главным своим противником офицеры считали Николу Пашича, а «в 1909 г. они высказали намерение добиваться “смены” теперь уже Карагеоргиевичей! А годом позже Апис выступил за отречение короля Петра под предлогом того, что радикалы, якобы, “ведут страну к полному краху, а у него не хватает сил, чтобы отстранить их об власти”. Как видим, единожды нарушив присягу, харизматичный офицер был готов и далее свергать “неугодных” королей…»[129] Об отсутствии у себя и своих соратников верноподданнических чувств Апис лично уведомил Александра в конце 1911 г.: «Вы что думаете, что мы рисковали головой, чтобы вы ругались и игрались престолом? Поверьте, мы в состоянии еще раз рискнуть своими головами»[130].

Опасность, исходившая от Чёрной руки, политически сблизила престолонаследника и главу Народной радикальной партии (НРП). Устанавливая отношения с Н. Пашичем, Александр искал не только защиту от угрозы физической расправы, но и возможность избежать политической изоляции. А она была бы неизбежной. Ведь армия, в которой он хотел утвердить своё влияние, в значительной степени находилась под контролем заговорщиков. Кроме того, их воле подчинялся и престарелый король Пётр, который, по словам Б. Глигориевича, «считал себя обязанным за то, что они для него сделали, возведя на престол»