Листая страницы сербской истории… - [73]

А. Л. Шемякин

Король Александр Карагеоргиевич: «Храните мою Югославию!»

Даже тем, кому ничего не известно об истории Югославии и короле Александре Карагеоргиевиче, наверняка знакомы кадры покушения на него, совершённого хорватско-македонскими заговорщиками 9 октября 1934 г. Открытый автомобиль с югославским монархом и французским министром иностранных дел Луи Барту медленно движется по улицам Марселя, запруженным многотысячной толпой зевак. Затем камера оператора выхватывает всадника-полицейского, рубящего саблей террориста, который уже успел вскочить на подножку лимузина и опустошить обойму своего маузера. Самые запоминающиеся кадры кинохроники запечатлели бледное лицо Александра, его закатившиеся глаза. Кто-то поддерживает безжизненно повисшую голову, расстёгивает воротник адмиральского мундира… Но королю уже не помочь – смерть наступила мгновенно.

То, как погиб Александр, послужило известной романтизации его восприятия. Для некоторых своих современников он остался в памяти «королём-рыцарем», «королём-мучеником», прошептавшим перед смертью: «Храните мою Югославию!» Доподлинно не известно, говорил он эти слова или нет. Впрочем, для нас это не столь существенно. Важнее для успешного создания объективного политического портрета избежать как идеализации, так и демонизации героя исследования, который прежде всего был человеком своего окружения и своего времени. А время это – рубеж столетий и первая треть XX в. – было судьбоносным для последующей истории всех югославян, впервые оказавшихся в одном государстве в качестве подданных сначала принца-регента, а затем и короля Александра Карагеоргиевича.

Королём Александр был 15 из прожитых им 45 лет (1888–1934). И несмотря на то, что активную роль в политической жизни он начал играть весьма рано, именно в этом качестве он остался в истории. Что, в общем-то, закономерно: ведь с конца 1918 г. его воля стала решающей для судьбы подданных новообразованного Королевства сербов, хорватов и словенцев.

Ранее – в Королевстве Сербии – Карагеоргиевичи, позволим себе предположить, не были первыми в ряду главных факторов его внутриполитического развития. Их опережали политические партии (в первую очередь, Народная радикальная) и тайные офицерские организации. Для сербов и югославян в целом героем времени можно без натяжки назвать лидера радикалов Николу Пашича. Кроме того, в первые полтора десятилетия XX в. участь балканских народов зависела от расклада сил в Европе намного больше, чем от них самих и их правителей. В межвоенный период ситуация была иной. Официальный Белград пользовался относительной самостоятельностью в принятии решений, предопределивших судьбу Югославии.

В 20-е и особенно в 30-е гг. Александр имел возможность в полной мере раскрыться как государственный деятель. Сначала он выступал в роли арбитра в конфликте партий различной регионально-этнической ориентации, а затем, установив режим личной власти, реализовывал собственную стратегию развития страны.

Очевидно плачевные результаты пяти лет авторитарного правления (1929–1934) и, в целом, двух межвоенных десятилетий предопределили преимущественно негативный характер оценок Александра современниками и позднейшими исследователями. И для тех, и для других король был «солдафоном» и узурпатором, не сумевшим должным образом распорядиться властью. Стать им, по мнению его критиков, Александра побудила как «личная склонность к автократии», так и условия, в которых он рос и воспитывался. По словам видного сербского историка, «детство без матери» стало причиной замкнутости и подозрительности будущего королевича. Эти дурные качества были позднее усугублены обучением в Пажеском корпусе в Петербурге, долгим пребыванием в царской России, знакомством с самодержавием и взрослением в условиях, далёких от демократического климата[112].

Кроме того, свою пагубную роль в становлении личности будущего монарха сыграла военная карьера, во время которой у него выработалась привычка раздавать приказы: «Военные проблемы требуют быстрого принятия решений, которые по своей природе всегда экстремальны. Политическая деятельность, напротив, представляет собой ряд компромиссов, приверженность средней линии… Это должно было быть аксиомой для венценосца…»[113]

Вышеприведённые суждения о факторах формирования Александра Карагеоргиевича как государственного деятеля основываются на распространённом ходе мысли, самой известной иллюстрацией которого является следующее умозаключение: «В детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдаёт немного водкою».

Не берясь судить об универсальных свойствах подобной логики, отметим, что применительно к историко-биографическим изысканиям она не вполне убедительна. Авторитаризм в Европе в первой половине XX в. был весьма частым явлением. Его корни явно не в военной карьере или детских годах автократов, проведённых в тех или иных странах – демократических и не очень. Кстати, из немалого числа правителей такого рода только русофил Александр Карагеоргиевич и русофоб Йозеф Пилсудский имели отношение к царской России. И далеко не все военачальники, вставшие у кормила власти, добивались её антиконституционным путём. Как, например, не был узурпатором регент, а позднее и президент Финляндии фельдмаршал Карл Густав Маннергейм. А ведь в царской России он дослужился до чина генерал-лейтенанта.