Листая страницы сербской истории… - [134]

Сталин, заняв жёсткую позицию в этом вопросе, проявлял предельную осмотрительность в условиях, когда американское правительство стояло перед выбором: вводить или нет свои войска в Грецию, что угрожало развёртыванием полномасштабной войны на юге Балканского полуострова с перспективой вовлечения в неё СССР. Это решение обсуждалось в Вашингтоне в январе 1948 г. как возможный ответ на образование в декабре греческими партизанами Временного демократического правительства Греции (ВДПГ) и последующее его признание со стороны «народных демократий». Американцы опасались, что вслед за этим московские сателлиты могут ввести свои войска в виде «интернациональных бригад» в районы северной Греции и при определённых обстоятельствах помочь партизанам отрезать их от остальной части страны с последующим образованием там коммунистического государства по уже известной схеме. Всё это было известно Сталину из донесений советских агентов из Кембриджской пятерки (Д. Маклин, Г. Берджесс и К. Филби), имевших доступ к важной информации о политике США на Балканах. Д. Маклин работал вторым секретарем британского посольства в Вашингтоне[298].

Проявившаяся непредсказуемость югославского руководства заставляла Сталина искать новые формы контроля над его поведением. Занимавшую последнее время Белград и Софию идею создания федерации он предложил реализовать в своём варианте трёхстороннего союза совместно с Албанией, причём императивно «посоветовал» немедленно объединиться в первую очередь Юго славии и Болгарии, а лишь затем этим двум странам с Албанией, чем вызвал недоумение как югославов, так и болгар. В этом проекте Югославия оказывалась не лидером на Балканах, а всего лишь равной со всеми участниками трёхчленного союза. На расширенном заседании политбюро ЦК КПЮ 1 марта прозвучало мнение Тито о неприемлемости такой федерации. Он отметил, что на Югославию оказывается экономическое давление, которое необходимо выдержать. «Здесь идёт речь о независимости нашей страны», – подчеркнул Тито[299].

В этот период начавшегося обострения советско-югославских отношений, когда югославы стали всё заметнее артикулировать свои национальные интересы в противовес интересам СССР и интернациональным приоритетам советского блока, в действие вступил новый фактор, ранее находившийся на втором плане. Член политбюро ЦК КПЮ С. Жуйович, как представляется, стал основным катализатором развернувшегося вскоре в полном объёме советско-югославского конфликта. Он и раньше был конфидентом советского посла в Белграде Лаврентьева, сообщал ему о содержании всех дискуссий внутри политбюро ЦК, что придавало сообщениям дипломата определённую остроту, которая до поры не вызывала немедленной реакции в Кремле. Всё происходившее в Белграде на заседании политбюро 1 марта было в деталях передано в Москву. Жуйович рассказывал, что члены политбюро говорили о нежелании СССР считаться с интересами Югославии и других стран народной демократии, о попытках оказать на них давление и навязать свои представления о строительстве социализма. 7 марта Молотов направил Лаврентьеву телеграмму, в которой ему поручалось передать Жуйовичу благодарность ЦК ВКП(б) за разоблачение «мнимых друзей Советского Союза из югославского ЦК»[300]. Какая-то часть этих материалов через Молотова поступала непосредственно Сталину, заставляя его принимать активное участие в начавшейся полемике с югославами. Заявления Тито и его ближайших соратников не только подрывали авторитет ВКП(б) как руководящей компартии, но ставили под сомнение и её способность формулировать новые идеи и предлагать оригинальные проекты строительства социализма. К тому же узкое, традиционно патерналистское, иерархическое сознание кремлёвского лидера не могло допустить появления в формирующемся советском блоке какой-либо конкурентной партии или персонажа, рассуждающего и о своём праве на выдвижение идеологических или практических новаций в изначально принадлежавшей Кремлю сфере.

В начале марта в Белграде решили изменить схему предоставления советской стороне служебных данных об экономике страны, и обратившегося, по традиции, в Экономический совет ФНРЮ советского торгпреда адресовали непосредственно в соответствующие правительственные органы или ЦК КПЮ. В донесении Лаврентьева, отправленном в Москву 9 марта, сообщалось об отказе югославской стороны вообще предоставить эти данные. Советский посол был вызван в Москву, где на заседании политбюро ЦК ВКП(б) 12 марта он выступил с сообщением о ситуации. Вероятно, вскоре после этого заседания было принято решение об отзыве советских военных и гражданских специалистов из Югославии, сообщённое югославскому руководству в телеграмме от 18 марта, подписанной Сталиным и Молотовым. Это решение мотивировалось отказом предоставить советским представителям информацию об экономике Югославии, что рассматривалось советским руководством как акт недоверия к советским работникам в Югославии и как проявление недружелюбия в отношении СССР[301]. Эту телеграмму можно считать отправной точкой в начавшемся советско-югославском конфликте.