Лисьи листы - [89]

Раздался легкий шорох и в лицо мне дунул неизвестно откуда взявшийся в комнате ветерок.

— Дверь? — повторила О-Нару. — Дверь… Ну, конечно же! Успокойтесь, никуда он не делся. Просто эта Дверь дрейфует — не в пространстве, а во времени. Сейчас ее снесло примерно часа на три раньше того момента, когда вы вошли. А минут через 15 она вернется обратно.

— И мы сможем столкнуться с самими собой, входящими в этот мир?

— Абсолютно исключено. Природа времени… Ой, ну, это сложно, да я и сама не всё помню. Главное: минут через 15 спокойно выходите — будет вам и Авенус, и катер…

Пепельница, чашка да и сам столик внезапно исчезли, а дверца, ведущая в пещеру широко отворилась.

— Ну, идите же! — нетерпеливо окликнул нас голос, — Если опоздаете, выход может снести вперед по времени!

Кресла исчезли, как только мы поднялись на ноги. И уже на пороге я оглянулась на светло-зеленую комнату и тихо спросила:

— О-Нару, мы можем что-нибудь для Вас сделать?

— Уходите и уносите Книгу, — пропела пустота. — И постарайтесь не забывать, что вы любите друг друга. Никогда не забывать.

Глава 8

Двадцать шагов — расстояние совсем небольшое, но чтобы его пройти, тоже требуется время. Может быть, если бы мы поторопились, то успели. А может быть, и нет…

Примерно на полпути к Двери каменистая почва не просто задрожала — заходила ходуном, скалы начали рассыпаться на огромные угловатые глыбы, а прямо у нас под ногами раскрылась широкая пропасть, куда мы с Хитчем и ухнули мгновенно и вместе, не сумев хоть на секунду зацепиться за край.

В первый миг я сжалась в ожидании удара, но падение всё продолжалось и продолжалось. Дна не было — был только перехватывающий дыхание, почти останавливающий сердце полет в никуда мимо жутких, изломанных, каменных стен, словно мы неслись вниз по кроличьей норе, нарисованной Доре. А после и стены растворились в молочно-белой неопределенности, и воздух замер и не свистел больше в ушах, да и оставался ли он еще — воздух? Но ведь что-то же позволяло нам дышать и разговаривать!

— Что это? — спросила я, наполовину догадываясь об ответе.

Хитч снова взял мою руку и сжал ее, словно в любой момент нас могло разбросать в разные стороны неведомым ураганом.

— Скорей всего, она умерла, — сказал он и мучительно, сухо закашлялся.

Хорошо, что среди многочисленных моих дурных привычек числится и страсть к мятным таблеткам и пастилкам! Пока мой сожитель судорожно рассасывал нечто «смягчающее горло и облегчающее дыхание», я продолжила сама:

— Ну да, мы же находились в ее сознании… если ей вообще можно было верить… И когда мы забрали книгу…

— … её ничто уже не держало в этом персональном отделении ада… — закончил отдышавшийся Хитч.

— В таком случае, где же мы теперь?

— Похоже, что нигде.

— Но нельзя же существовать нигде! Мы бы тогда тоже исчезли!

Тошка сжал мою руку чуть сильнее и ответил, терпеливо и ласково:

— Сяо, мне известно не больше, чем тебе. Я не знаю, что бывает после смерти с людьми, не знаю, что бывает после смерти с драконами, и тем более не знаю, что может быть после смерти с О-Нару, которая явно была существом совершенно необычным. Пока что свет здесь есть, воздух — тоже. Либо это всё исчезнет, и мы погибнем, либо появится что-то еще. Нам в любом случае остается только ждать.

— Я не умею просто ждать…

— Это я заметил, — улыбнулся Хитч, — Ну, давай тогда целоваться что ли. Ничего лучше я всё равно не могу тебе предложить.

Очень может быть, что кому-то такая идея показалась бы нелепой. Но целоваться с моим напарником — занятие крайне увлекательное и затягивающее… в любой обстановке. Даже когда висишь в абсолютной пустоте и в любой момент можешь кануть в небытие.

— Нет, ну, со мной-то всё ясно, — выдохнула я, когда мы смогли, наконец, ненадолго оторваться друг от друга, — Но тебе-то за полторы сотни лет неужели не надоело это занятие?

— Не дождешься! — услышала я в ответ и снова закрыла глаза.

И тут мы упали. Шлепнулись. Плюхнулись. Но вовсе не в зияющую пропасть, а с совершенно несерьезной высоты примерно в полметра. К тому же, на что-то мягкое и пушистое.

Наш новый мир по-прежнему оставался белым и лишенным предметов, но обозначились в нем стены, пол и потолок, плавно очерчивающие небольшое уютное пространство. И появился в воздухе теплый сладковатый запах, чуть напоминающий о том, как пахнет подрумяненная солнцем кожа после дня, проведенного на пляже.

— Тошка, — отчего-то шепотом спросила я, — а ты в реинкарнацию веришь?

— Черт его знает, — откликнулся мой напарник, — я вообще-то католик по воспитанию.

— А по убеждениям?

— Я ж говорю: черт его знает!

— Значит, агностик, — хихикнула я.

— А почему ты вообще спросила? — заинтересовался Хитч.

— Понимаешь, мне кажется… ну, есть у меня такое чувство, будто мы — в сознании ребенка. Совсем маленького. Новорожденного.

Мой собеседник уселся прямо на пол, скрестив ноги по-турецки, рассеянно постучал указательным пальцем по губам и пожал плечами:

— Очень может быть. Я же говорил: с О-Нару всё непросто… нетипично… хотя, возможно, и типично… я что-то совсем запутался…

— В любом случае тусоваться тут в роли демонов, одолевающих сознание, мне что-то совсем не нравится, — заявила я. — Может, ты опять придумаешь какие-нибудь три варианта, а?