Лишние дни - [30]

Шалаш, конечно, реставрировали. Слон, правда, к творческому процессу допущен не был: в воспитательных целях занимался сбором палой древесины, которой и так заготовили на неделю вперёд. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы к архитектурным памятникам руки не протягивало…

Костерок тихонько потрескивает, палочки пережёвывая. Глотаем Юркину стряпню. И водку. Первое — для тела, второе — для души, компот не предвидится. С руководством лагеря вопрос о нашем посещении дискотеки решён положительно — пообещали культурно себя вести.

Костерок потрескивает. Глотаем — к дискотеке готовимся. Чтоб культурно, значит…

* * *

Ради всех святых и наоборот, кто мне объяснит: зачем я так жадно водку глотал до самого утра?! Сорок минут сна перед подъёмом панацеей не оказались: спать хочется нереально, голова раскалывается, тошнота прогрессирует. А ведь это только начало!

…доброе утро, Последний Герой, доброе утро тебе и таким как ты…

Николаша, завхоз и мой непосредственный начальник — призрак коммунизма в пятнистых десантных штанах — понимающе улыбается в рыжие усы. Незваный вампир дальше порога не продвигается и произносит страшное слово:

— Подъём!

Это касается только меня и Вадика, остальным можно ещё ПОЛТОРА ЧАСА нагло дрыхнуть, пока некоторые…

Некоторые — это Вадик и я, хозбригада, сливки ученического общества, максимально приближённые к сметане общества учительского. Мы, хозбригада, не месим полевую грязь после затяжных дождей и не дышим пылью тяпок под способствующим раковым заболеваниям солнцем. Мы помещаемся в тенёк прицепа и, подхваченные трактором Т-25 красно-потрёпанного вида, едем — летим! — за продуктами в деревню.

Едем…

Ради всех святых и наоборот, кто мне объяснит: зачем эта дорога такая неровная? Неужели провидение специально, карая меня грешного, направило Серёгу-тракториста именно сегодня не по нормальному (смотря, конечно, с чем сравнивать) асфальту, а по размытым во время последних осадков просёлочным колдобинам. Это ж, на хрен, американские горки какие-то! Янки, гоу хоум! Я уже два раза в деревянную крышу прицепа болезным кумполом впечатался — товарищи, ну не дятел я, у меня же шишки набиваются!

Как ни странно — Господи, ты всё-таки есть! — начинает попускать. А вот Вадик наливается весенней зеленью — пили-то вместе, а опыту у пацана, видать, маловато, непривычный он к экстремальным веселухам. Ничего, жизнь заставит, друзья научат.

Едем…

Побелевшими пальцами цепляемся за лавочки.

Арина Ивановна оборачивается и (чёрт её дёрнул поехать с нами!), улыбаясь (чего они все лыбятся-то?), протягивает нам по яблоку:

— Угощайтесь, мальчики!

Мне что, я-то яблоки не ем и потому как объект пригодный для помещения в желудок не воспринимаю. А вот Влад проблевался. Еле до борта донёс.

Пупсик сообразила, что допустила бестактность, и попыталась загладить вину: предложила освежить дыхание «тик-таком». Чтоб не штыняли, в общем. Выделила по одной штучке на рыло. Дабы от лишних калорий жирком не обросли.

Дыхание-то мы, конечно, освежили — как же на халяву-то и не освежить? — да без толку: не зря мы всю ночь беленькой баловались. Лечились. На ветру простыли: горло так болело — слово сказать, что наждаком по гландам прочесать. Вот и полоскали — водкой.

Едем…

Приехали.

Первым выпрыгивает Николаша и помогает Ивановне спустить по приставной лестнице более чем центнерные телеса. Телеса трясутся студнем, пыхтят, норовят завалиться на бок, но завхоз уж тут как тут: поддерживает, моментально краснея и шумно выдыхая воздух. Это заразно? Вываливаемся вслед. Не краснеем и не пыхтим. Похоже, у нас иммунитет. После ночных прививок полулитровыми шприцами.

Старшие разбредаются по делам прохлаждаться, а Вадик и я таскаем мешки с хлебом и крупой. Как только заканчиваем, Вадик отправляется в магазин отовариться по лагерным заказам: кому сигареты, кому водку и консервы.

Сижу. Жду неизвестно чего. Зато известно чего не дождусь: с моря погоды — далеко отсюда до моря. Отсюда до всего далеко.

Только Серёга-тракторист рядом — но он не в счёт: комплекцией для моря мелковат, даже на Азовское не затянет, и дна в нём нет — сколько не выпьет, всё мало. Зовёт:

— Эй, Сашко, йды сюды. Бач що в мэнэ е?

Погоды с моря-окияна?! Чайки и солёный бриз? Не угадали, господа. Я весь извёлся в ожидании чуда, вот такое чудо, я, наверное, и жду!

Точнее дождался.

Серёга дразнит — видит, гад, в каком я состоянии — бутылкой винища плодово-ягодного разлива, жидкостью, явно рекомендованной Минздравом как рвотное и заменитель касторки:

— Будешь?

Издевается, соляра. Кто ж от лекарства отказывается:

— Если не жалко… Конечно буду.

Серёга резким движением лишает батл пластиковой пробки и делает глоток. Как раз на полбутылки.

Амфора с нектаром богов передаётся в жаждущие руки: глотаю с превеликим удовольствием и с такой же неохотой возвращаю ёмкость Серёге.

Вдали показывается Вадик, гружённый исполненными желаниями. Его замечает мой поилец:

— А ёму дамо? Чи можэ нэ трэба?

— По-моему, надо дать. А то как-то нехорошо. Плохо человеку — надо лечить.

— Тоди трэба. Йды сюды! Бач, що в нас е? Будешь?

Будет, конечно. Чего ему не быть?

И он был.