Лирика и сатира - [17]

Баранье мясо и даже свиное.

Как лакомо пахло сало! Но Брута

Не трогало это вовсе будто:

Спокойно и гордо, как стоик хороший,

Он шел домой с драгоценною ношей.

Но ведь и собаки — тоже всяки:

Есть и у них шантрапа, забияки,

Как и у нас, — дворняжки эти,

Завистники, лодыри, сукины дети

Которым чужды радости духа,

Цель жизни коих — сытое брюхо.

И злоумыслили те прохвосты

На Брута, который честно и просто,

С корзиною в зубах — с пути

Морали и не думал сойти…

И раз, когда к себе домой

Из лавки мясной шел пудель мой,

Вся эта шваль в одно мгновенье

На Брута свершила нападенье.

Набросились все на корзину с мясом,

Вкуснейшие ломти — наземь тем часом,

Прожорливо-жадно горят взоры,

Добыча — в зубах у голодной своры.

Сперва философски-спокойно Брут

Все наблюдал, как собратья жрут;

Однако, видя, что канальи

Мясо почти уже все доконали, —

Он принял участье в обеде — уплел

И сам он жирный бараний мосол.

Мораль

«И ты, мой Брут, и ты тоже жрешь?!»

Иных моралистов тут бросит в дрожь.

Да, есть соблазн в дурном примере!

Ах, все живое — люди, звери —

Не столь уж совершенно: вот —

Пес добродетельный, а жрет!

ЛОШАДЬ И ОСЕЛ

По рельсам, как молния, поезд летел,

Пыхтя и лязгая грозно.

Как черный вымпел, над мачтой-трубой

Реял дым паровозный.

Состав пробегал мимо фермы одной,

Где белый и длинношеий

Мерин глазел; а рядом стоял

Осел, уплетая репеи.

И долго поезду вслед глядел

Застывшим взглядом мерин;

Вздыхая и весь дрожа, он сказал:

«Я так потрясен, я растерян!

И если бы, по природе своей,

Я мерином белым не был,

От этого ужаса я бы теперь

Весь поседел, о небо!

Жестокий удар судьбы грозит

Всей конской породе, бесспорно.

Хоть сам я белый, но будущность мне

Представляется очень черной.

Нас, лошадей, вконец убьет

Конкуренция этой машины;

Начнет человек для езды прибегать

К услугам железной скотины.

А стоит людям обойтись

Без нашей конской тяги, —

Прощай, овес наш, сено, прощай,

Пропали мы, бедняги!

Ведь сердцем человек — кремень:

Он даром и краюхи

Не даст. Он выгонит нас вон, —

Подохнем мы с голодухи.

Ни красть не умеем, ни взаймы брать,

Как люди, и не скоро

Научимся льстить, как они и как псы.

Нам путь один — к живодеру!»

Так плакался конь и горько вздыхал,

Он был настроен мрачно.

А невозмутимый осел между тем

Жевал репейник смачно.

И, морду свою облизав, он сказал

Беспечно: «Послушай-ка, мерин:

О том, что будет, сейчас ломать

Я голову не намерен.

Для вас, для гордых коней, паровоз —

Проблема существованья,

А нам, смиренным ослам, впадать

В отчаянье нет основанья.

У белых, у пегих, гнедых, вороных

У всех вас — конец печальный;

А нас, ослов, трубою своей

Не вытеснит пар нахальный.

Каких бы хитрых там машин

Ни выдумывал ум человека, —

Найдется место нам, ослам,

Всегда, до скончания века.

Нет, бог не оставит своих ослов,

Что — в полном сознанья долга —

Как предки их честные, будут плестись

На мельницу еще долго.

Хлопочет мельник, в мешки мука

Струится под грохот гулкий;

Тащу ее к пекарю, пекарь печет, —

Человек жрет хлеб и булки.

Сей жизненный круговорот искони

Предначертала природа.

И вечна, как и природа сама,

Ослиная наша порода».

Мораль

Век рыцарства давно прошел:

Конь голодает. Но осел,

Убогая тварь, он будет беспечно

Овсом и сеном питаться вечно.

* * *

Завидовать жизни любимцев судьбы

Смешно мне, но я поневоле

Завидовать их смерти стал —

Кончине без муки, без боли.

В роскошных одеждах, с венком на челе,

В весельи сладострастном,

Средь пышных пиров умирают они,

Сраженные призраком властным.

И покидая с улыбкой мир,

До старости бодры и юны,

Нисходят в царство мертвецов

Все фавориты фортуны.

Сухотка их не извела,

У мертвых приличная мина.

Достойно вводит их в свой круг

Царевна Прозерпина.

Завидный жребий! А я семь лет,

С недугом тяжким в теле,

Терзаюсь — и не могу умереть

И корчусь в моей постели.

О, господи, пошли мне смерть,

Внемли моим рыданьям!

Ты сам ведь знаешь, у меня

Таланта нет к страданьям.

Прости, но твоя нелогичность, господь,

Приводит в изумленье.

Ты создал поэта-весельчака

И портишь ему настроенье!

От боли веселый мой нрав зачах,

Ведь я уже меланхолик.

Кончай эти шутки, не то из меня

Получится католик.

Тогда я вой подниму до небес

По обычаю добрых папистов.

Не допусти, чтоб так погиб

Умнейший из юмористов!

* * *

Брось свои иносказанья

И гипотезы святые!

На проклятые вопросы

Дай ответы нам прямые!

Отчего под ношей крестной,

Весь в крови, влачится правый?

Отчего бесчестный всюду

Встречен почестью и славой?

Кто виной? Иль воле бога

На земле не все доступно?

Или он играет нами?

Это подло и преступно!

Так мы спрашиваем жадно

Целый век, пока безмолвно

Не забьют нам рта землею.

Да ответ ли это, полно!

* * *

Мой день был ясен, ночь моя светла.

Всегда венчал народ мой похвалами

Мои стихи. В сердцах рождая пламя,

Огнем веселья песнь моя текла.

Цветет мой август, осень не пришла,

Но жатву снял я, — хлеб лежит скирдами.

И что ж?.. Покинуть мир с его дарами,

Покинуть все, чем эта жизнь мила!

Рука дрожит. Ей лира изменила.

Ей не поднять бокала золотого,

Откуда прежде пил я своевольно.

О, как страшна, как мерзостна могила!

Как сладостен уют гнезда земного!

И как расстаться горестно и больно!

ГЕРМАНИЯ

Зимняя сказка

Отрывки из поэмы

ПРОЩАНИЕ С ПАРИЖЕМ

Прощай, Париж, прощай, Париж,

Прекрасная столица,

Где все ликует и цветет,