Лирика - [9]

От всех избавясь, от себя — куда уйти? В какую тьму?

Он в зрелости, исполнен сил, достойных дел не совершил.

Ты, как неверному, ему не доверяйся потому...

Ведь он верблюжьих бубенцов не слышал средь степных песков.

Ты, слыша проповедь его, не верь и слову одному.

Влюбленный в ложный внешний блеск, он груду раковин купил,

Бесценный жемчуг свой за них отдав неведомо кому.

Джами, не спрашивай его о чаше истинной любви, —

Из чаши той не довелось и полглотка отпить ему.

***

Мне чуждой стала Мадраса, и ханака мне не нужна:

Обителью молитв моих отныне стала майхона.

В круженьи зикра — голоса дервишей не влекут меня,

Спешу иод сень, где най звучит, где песня пьяная слышна.

Что спрашиваешь ты меня о шейхах и об их делах?

Тут глотка зычная, мой друг, и стоязычная нужна.

Где кравчий, рушащий обет и попирающий запрет?

Мы благочестье продадим за пиалу иль две вина.

Ты о любви мне расскажи! Я лучше сказок не слыхал

Под куполом страны чудес, что сказок исстари полна!

Сожги крыла, как мотылек, пади у ног своей свечи,

Чтобы сердца воспламенять, она всевышним зажжена.

Но ты, Джами, чуждайся тех, кто внешним блеском увлечен!

Не в каждой раковине, друг, жемчужина заключена.

***

Твои глаза приносят в мир смятенье.

Склони глаза к поникшему в моленьи.

Увы! Твоих бровей туранский лук

Без промаха разит, без сожаленья.

Весь мир тебе сокровища дарит.

Душа живая — все мое даренье.

Я — пес твой. Ты порой бросаешь кость

Мне, как небесное благословенье.

Основа нити истинной любви —

В твоей красе, в любом твоем движеньи.

Ты любишь видеть слезы? Я пролью

Потоки слез, как вешних вод кипенье.

Учась у черных кос, обрел Джами

И вещий взгляд, и тонкость разуменья.

Узкоглазая смутьянка мой похитила покой.

На ее кабе в обтяжку блещет пояс золотой.

Красотой, походкой, статью это пери — скажешь ты.

Но нигде не встретишь больше и строптивости такой.

Не дождусь я встречи с нею. Поцелую, может быть,

Легких ног ее подошвы, после смерти став землей.

Кровь мою пролить ты хочешь? Я пощады не прощу.

Сшит мой саван погребальный, меч булатный — под рукой.

А моих страданий повесть перепишут брызги слез

На листках травы, проросшей из того, что было мной.

И пускай развеют ветры по лицу земли мой прах,

Будет каждая пылинка веять прежнею тоской.

Не унять мне жженья в сердце и. ничем не потушить.

Кроме смертного напитка, кроме гибели глухой.

Ты, смеясь, проходишь мимо и не знаешь обо мне,

Как в слезах тебе я счастья у небес прошу с мольбой.

Боже мой, во что же верить безнадежному Джами,

Коль уйдет он обойденный и невзысканный тобой?

Перевод С. Северцева

Померк рассудок. Сердце, плачь, ты — колокольчика рыданье,

Ведь караван моих надежд уходит в дальнее скитанье.

Любимая! Моя душа, как птица без воды и зерен,

Без щек и родинок твоих обречена на умиранье.

Да, роза на земле растет, а на граните — куст колючий;

Любовью чистой я горю, а ты сулишь одно терзанье.

Ты страсть к сопернику таишь, я ж без тебя дышать не в силах,

Ведь это ты — моя душа: где нет души, там нет дыханья.

Когда бы сети паука слабы, как это тело, были,

Могло бы их легко порвать мушиных крыльев трепетанье.

Так ослабел я, что тебя мой стон и вздох достичь не могут,

Но знай, что их причина — ты. Явись же на мое стенанье.

Одну лишь букву, о Джами, ты на дверях ее оставил.

Иной себялюбивый шейх, что благочестьем знаменит,

Не святость в глубине души, а ложь и ханжество таит.

Пускай он мнит, что лучше всех святые таинства познал,

Их смысл с начала до конца от разума его сокрыт.

Завоевать стремится он сердца доверчивой толпы,

Зато навеки от себя сердца достойных отвратит.

Он расставляет сети лжи, но помешай ему, аллах,

Иначе наше счастье он, как птицу, в клетку заточит.

А нищий старец — как он мудр! Пир для души — беседа с ним,

Из чаши святости своей он и пророков напоит,

Из книги выгод и заслуг он имя вычеркнул свое,

Зато тетрадь его души немало добрых дел храпит.

Джами, бессмысленным скотом пускай считает разум твой

Того, кто мудрецов таких не чтит и не благодарит.

Перевод Р. Морана

Взор твой дерзкий сеет бурю среди гурий Туркестана,

Эти очи грабят турок и таджиков грабят рьяно.

Лика твоего нежнее не найти тюльпана в поле,

Стана твоего стройнее не найти в саду платана.

Спел мутриб о виноцветных лапах губ твоих, и песня

Лакомством привычным стала на любой пирушке пьяной.

Как ты сладостна! Наверно, из сосков, тебя кормивших,

Вместо молока сочился чистый мед благоуханный.

Как хитра ты! Меч вонзая, не себя винишь, а руки:

Меч подъявшие, мол, сами грех замолят покаянно,

Не могу я жить поодаль от любимых губ. О боже,

Или смерть пошли мне, или дай вкусить мне плод желанный!

У Джами пустые руки, лишь в устах мольба о благе.

Не бега, благополучный, тех, кто страждет постоянно.

Вешний ветер с розы дикой покрывало сбросил смело,

Тут явились винопийцы, и пирушка зашумела.

А вокруг тюльпанник вырос — это, розами, любуясь,

Вмиг толпа тюльпаноликих на лужайке заалела.

«В дни цветенья роз прекрасных трезвости зарок непрочен» —

С этим мудрым изреченьем соглашаюсь я всецело.

Не окажутся ли рынды — развеселые бродяги —

Праведней благочестивцев, чья душа окаменела?

Не у тех, кто нижет четки, ты жемчужину отыщешь,

Ибо раковиной служат ей ладони винодела,