Лирические произведения - [32]

Шрифт
Интервал

В себе я увидел тебя —
                                       ты сияла внутри
и мне улыбалась,
                           и мне говорила:
                                                     «Смотри:
теперь не в себе я живу,
                                     а в тебе —
                                                            я твоя…»
Но это, как видно,
                               в то утро ослышался я.
2
Тебя, тебя
                   мне нужно до зарезу,
чтоб приютить
                        мое метеоритное железо,
несущееся
                  к молодой планете —
к тебе, Земле,
                          единственной на свете!
Хладеют
                и сжимаются светила,
и луны образуются
                               из звезд,
так и любовь —
                       она сейчас скатилась
кометным небом, волоча свой хвост
мимо Земли, прекрасной, нежной сушей
прильнувшей к Океану и уснувшей…
3
Позволь ты мне
                           иметь воздушный замок,
чтоб побродить
                        в его воздушных залах,
где будем мы,
                         покинув город душный,
сидеть вдвоем
                          и есть пирог воздушный.
Не в замке мы,
                              не бродим, не пируем…
Я разве сыт
                      воздушным поцелуем,
я разве рад,
                      что в небо над бульваром
любовь летит
                      воздушным детским шаром?
4
Горы мрака
                    и мокрого мела
через душное небо таща,
погрозилась гроза,
                               погремела
и ушла без дождя,
только молнией
                         ломкой и скорой
на ходу кое-где посветив…
Так и эта любовь,
                              у которой
никаких перспектив.
Дорогая,
                 мой милый читатель,
в этот день грозовой духоты,
о, как ливень
                        пришелся бы кстати, —
понимаешь ли ты?
5
Я просил
              (так ведь было же!):
правду вынь да положь!
Ты смолчала
                     и выложила
ярко-желтую ложь.
Что положено —
                            принято.
Хорошо.
            Я готов.
Но дарить ведь не принято
лживых,
              желтых цветов?
6
Это было не мыслями,
это было не чувствами —
чувства
            были немыслимы,
мысли были бесчувственны.
Это было не зрением,
а скорей — подозрением,
что теперь уже прошлое,
так сказать,
                     дело прошлое.
Ляжешь, сядешь, подумаешь:
ждать ответа?
                       Подумаешь!
Если даже останемся —
все равно —
                   мы останемся
жить, друг другом забытые,
словно вещи забытые.
Это было сознание,
что душа без сознания.
7
Есть такое слово:
                           «заго́илось».
Это значит:
                    боль, что была,
не прошла и не успокоилась,
а в привычку как-то вошла.
Рана вроде и безобидная,
можно долго терпеть, не крича.
Но привычка —
                         вещь незавидная, —
как курение по ночам.
8
Сердце
              обрывается мое:
в поле —
             порыжевшее жнивье,
в роще —
                 листья желтые летят,
их перед отлетом
                              золотят.
Солнце
             начинает холодеть,
можно
              его в золото одеть,
с ним уйти за горизонт,
                                      туда —
в сумрак,
              в остыванье,
                                   в никогда.
Помню я
              светлеющий восток,
помню
            зеленеющий листок,
поле,
        где колосьями по грудь
заслонен
                 теряющийся путь,
и вдали,
             у рощицы,
                               ее…
Сердце
              обрывается мое.

ЭТОТ МИР

Счастье — быть
частью материи,
жить, где нить
нижут бактерии,
жить, где жизнь
выжить надеется,
жить, где слизь
ядрами делится,
где улит
липкие ижицы
к листьям лип
медленно движутся.
Счастье — жить
в мире осознанном,
воздух пить,
соснами созданный,
быть, стоять
около вечности,
знать, что я
часть человечества,
часть мольбы
голосом любящим,
часть любви
в прошлом и будущем,
часть страны,
ле́са и улицы,
часть страниц
о революции.
Счастье — дом,
снегом заваленный,
где вдвоем
рано вставали мы,
где среди
лисьих и заячьих
есть следы
лыж ускользающих…
Шар земной,
мчащийся по небу.
Будет мной
в будущем кто-нибудь!
Дел и снов
многое множество
все равно
не уничтожится!
Нет, не быть
Раю — Потерянным!
Счастье — быть
частью материи.

УВЕРЕННОСТЬ

Пришел
            осторожный апрель.
Полградуса плюс или минус.
Но все-таки
                      мир потеплел.
Я словом с весной перекинусь.
Попробую
                     свистнуть дрозду,
чтоб он удивился и глянул.
Попробую
                вызвать грозу,
чтоб гром покорился и грянул.
А если
             я ночью умру,
весны не увидя в расцвете, —
что,
         разве поля на пару
взойдут без меня на рассвете?
Я мир этот
                страстно любил
и облик его не забуду —
я жизнью материи
                                был,
я жизнью энергии
                                   буду!
Не дух
           из долины теней,
не втуне тоскующий призрак, —
я буду
            у вас на стене
дробиться в бесчисленных призмах.
Я буду
          как клетка расти,
входить в сочетанья молекул
и даже
          как пыль на пути
лежать, где автобус проехал!
Я буду
         в значенье любом
менять свое имя и облик,
и в мире

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Гражданская лирика и поэмы

В третий том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли его гражданские лирические стихи и поэмы, написанные в 1923–1970 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Фантастические поэмы и сказки

Во второй том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли фантастические поэмы и сказки, написанные в 1927–1964 годах.Том составляют такие известные произведения этого жанра, как «Моя именинная», «Золушка», «Поэма о Роботе», «Небо над Родиной», «Сказание про царя Макса-Емельяна…» и другие.


Поэтические поиски и произведения последних лет

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.