Лирические произведения - [12]

Шрифт
Интервал

             мчи по желобам…

ЛЮБОВЬ МАТЕМАТИКА

Расчлененные в скобках подробно,
эти формулы явно мертвы.
Узнаю: эта линия — вы!
Это вы, Катерина Петровна!
Жизнь прочерчена острым углом,
в тридцать градусов пущен уклон,
и разрезан надвое я
вами, о, биссектриса моя!
Знаки смерти на тайном лице,
угол рта, хорды глаз — рассеки!
Это ж имя мое — ABC —
Александр Борисыч Сухих!
И когда я изогнут дугой,
неизвестною точкой маня,
вы проходите дальней такой
по касательной мимо меня!
Вот бок о бок поставлены мы
над пюпитрами школьных недель, —
только двум параллельным прямым
не сойтись никогда и нигде!

ТБЦ

Роза, сиделка и россыпь румянца.
Тихой гвоздики в стакане цвет.
Дальний полет фортепьянных романсов.
Туберкулезный рассвет.
Россыпь румянца, сиделка, роза,
крашенной в осень палаты куб.
Белые бабочки туберкулеза
с вялых тычинок-губ.
Роза, сиделка, румянец… Втайне:
«Вот приподняться б и „Чайку“ спеть!..»
Вспышки, мигания, затуханья
жизни, которой смерть.
Россыпь румянца, роза, сиделка,
в списках больничных которой нет!
(Тот посетитель, взглянув, поседел, как
зимний седой рассвет!)
Роза. Румянец. Сиделка. Ох, как
в затхлых легких твоих легко
бронхам, чахотке, палочкам Коха.
Док-тора. Кох-ха. Коха. Кохх…

БОЙ СПАССКИХ

Колокола. Коллоквиум
             колоколов.
Зарево их далекое
             оволокло.
Гром. И далекая молния.
             Сводит земля
красные и крамольные
             грани Кремля.
Спасские распружинило —
             каменный звон:
Мозер ли он? Лонжин ли он?
             Или «Омега» он?
Дальним гудкам у шлагбаумов
             в унисон —
он
     до района
                     Баумана
                                    донесен.
«Бил я у Иоанна, —
             ан, —
звону иной регламент
             дан.
Бил я на казнях Лобного
             под барабан,
медь грудная не лопнула, —
             ан, —
буду тебе звенеть я
             ночью, в грозу.
Новоград
             и Венеция
кнесов  и амбразур!»
Била молчат хвалебные,
             медь полегла.
Как колыбели, колеблемы
             колокола.
Башня в облако ввинчена —
             и она
пробует вызвонить «Интерна —
             ционал».
Дальним гудкам у шлагбаумов
             в унисон —
он
     до района
                      Баумана
                                      донесен.

ДЕВИЧИЙ ИМЕННИК

Ты искал
           имен девичьих,
календарный
           чтил обычай,
но, опутан
           тьмой привычек,
не нашел
           своей добычи,
И сегодня
           в рифмы бросишь
небывалой
            горстью прозвищ!
Легкой выправкой
           оленей
мчатся гласные
           к Елене.
В темном лике —
           Анастасья —
лепота
           иконостасья.
Тронь, и вздрогнет
            имя — Анна —
камертон, струна,
           мембрана.
И потянет с клички
           Фекла —
кухня, лук,
           тоска и свекла.
Встань под взмахом
           чародея —
добродетель —
           Доротея!
Жди хозяйского
           совета,
о модистка
           Лизавета!
Мармеладно —
           шоколадна
Ориадна
           Николавна…
Отмахнись
           от них рукою,
зазвени
           струной другою.
Не тебе —
           звучали эти
имена
           тысячелетий.
Тишина!
           Silence! и Ruhig!
Собери,
           пронумеруй их, —
календарь
           истрепан серый, —
собери их
           в буквы серий,
чтобы люди
           умирали,
как аэро,
           с нумерами!
Я хотела
           вам признаться,
что люблю вас,
           R-13!
Отвечаю,
           умилен:
— Я люблю вас,
           У-1 000 000!

СЕВЕРНЫЕ ПИСЬМА

1
Севернее!
                 Севернее!
                                     В серое!
      В серебряное!
В сумерки,
           рассеянные
           над седыми дебрями!
Выше!
           Выше!
                      Севернее!
           Северней полет…
Шумный ветер стервенеет,
           нескончаем лед.
Разве есть на свете юг?
           Дай ответ!
Разве этих синих дуг
           где-то нет?
Холод молод и растущ,
           холод гол,
и гудит полярных стуж
           колокол.
И назад уйти нельзя,
           задрожав, —
выше — в гибель поднялся
           дирижабль.
2
Сколько дымных
           белых лет,
сколько длинных
           кинолент
                    замерзало?
Сколько темных
           звезд вослед
                   замерцало?
Путешествуем? Путешествуем
           в снах туманных высот.
Мы над северным снегом шефствуем
           с высоты пятисот.
Что за право? Какая охота?
           Чьи ладони несут
миллион ледяных Хара-Хото
           подо мною внизу?
3
Милая!
           В таком аду,
где и лед
           кричит «ату»,
с лету, сразу
           разберешь,
до чего
           наш мир хорош!
Слушай!
           Мной осиротев,
вспомни,
           вдруг похолодев,
на какой
           я широте,
на какой
           я долготе.
4
Недавно в безмолвную темень,
от ужаса сузив зрачки,
на самое полюса темя
они побросали флажки.
Смешные! Зеленые с красным,
но белое их замело.
Назад возвращаться не страшно,
и айсберг принять за мелок.
А южнее — лучше,
лучше — ближе к лету.
Северные люди
пели песню эту:
           «Пимы наши,
                      пумы,
           чумы наши,
                      шумы,
           думы наши,
                      дымы
           кажутся
                      седыми».
А южнее — лучше,

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Гражданская лирика и поэмы

В третий том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли его гражданские лирические стихи и поэмы, написанные в 1923–1970 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Фантастические поэмы и сказки

Во второй том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли фантастические поэмы и сказки, написанные в 1927–1964 годах.Том составляют такие известные произведения этого жанра, как «Моя именинная», «Золушка», «Поэма о Роботе», «Небо над Родиной», «Сказание про царя Макса-Емельяна…» и другие.


Поэтические поиски и произведения последних лет

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.