Лирические произведения - [14]

Шрифт
Интервал

я
    твоя машина!

ПОЕЗД В БЕЛОРУССИЮ

Предутренний воздух и сумрак.
Но луч!
               И в кустарную грусть
на сурмах,
                на сурмах,
                                  на сурмах
играет зарю Беларусь.
А поезд проносится мимо,
и из паровозной трубы —
лиловые лошади дыма
взлетают, заржав, на дыбы.
Поляны еще снеговиты,
еще сановиты снега,
и полузатоплены квиты
за толпами березняка.
Но скоро под солнцем тяжелым
и жестким, как шерсть кожухов
на квитень нанижутся бжолы
и усики июльских жуков.
Тогда, напыхтевшись у Минска,
приветит избу паровоз:
тепла деревянная миска,
хрустит лошадиный овес.
И тут же мне снится и чуется
конницы топот и гик,
и скоро десницу и шуйцу
мы сблизим у рек дорогих.
Чудесный топор дровосека,
паненка в рядне и лаптях…
Прекрасная!
                         Акай и дзекай,
за дымом и свистом летя!

НАД НАМИ

На паре крыл
(и мне бы! и мне бы!)
корабль отплыл
в открытое небо.
А тень видна
на рыжей равнине,
а крик винта —
как скрип журавлиный.
А в небе есть
и гавань, и флаги,
и штиль, и плеск,
и архипелаги.
Счастливый путь,
спокойного неба!
Когда-нибудь
и мне бы, и мне бы!..

НА КРУГОЗОРЕ

На снег-перевал
по кручам дорог
Кавказ-караван
взобрался и лег.
Я снег твой люблю
и в лед твой влюблюсь,
двугорый верблюд,
двугорбый Эльбрус.
Вот мордой в обрыв
нагорья лежат
в сиянье горбы
твоих Эльбружат.
О, дай мне пройти
туда, где светло,
в приют Девяти,
к тебе на седло!
Пролей родники
в походный стакан.
Дай быстрой реки
черкесский чекан!

ВЕТЕР

Скорый поезд, скорый поезд, скорый поезд!
Тамбур в тамбур, буфер в буфер, дым об дым!
В тихий шелест, в южный город, в теплый пояс,
к пассажирским, грузовым и наливным!
Мчится поезд в серонебую просторность.
Всё как надо, и колеса на мази!
И сегодня никакой на свете тормоз
не сумеет мою жизнь затормозить.
Вот и ветер! Дуй сильнее! Дуй оттуда,
с волнореза, мимо теплой воркотни!
Слишком долго я терпел и горло кутал
в слишком теплый, в слишком добрый воротник.
Мы недаром то на льдине, то к Эльбрусу,
то к высотам стратосферы, то в метро!
Чтобы мысли, чтобы щеки не обрюзгли
за окошком, защищенным от ветров!
Мне кричат: — Поосторожней! Захолонешь!
Застегнись! Не простудись! Свежо к утру! —
Но не зябкий инкубаторный холеныш
я, живущий у эпохи на ветру.
Мои руки, в холодах не костенейте!
Так и надо — на окраине страны,
на оконченном у моря континенте,
жить с подветренной, открытой стороны.
Так и надо — то полетами, то песней,
то врезая в бурноводье ледокол, —
чтобы ветер наш, не теплый и не пресный,
всех тревожил, долетая далеко.

СВИДАНЬЕ

Я пришел
               двумя часами раньше
и прошел
               двумя верстами больше.
Рядом были
                     сосны-великанши,
под ногами
                   снеговые толщи.
Ты пришла
                  двумя часами позже.
Все замерзло.
                           Ждал я слишком долго.
Два часа
                еще я в мире прожил.
Толстым льдом
                            уже покрылась Волга.
Наступал
                период ледниковый.
Кислород твердел.
                                    Белели пики.
В белый панцирь
                            был Земшар закован.
Ожиданье
                      было столь великим!
Но едва ты показалась —
                                                сразу
первый шаг
                   стал таяньем апрельским.
Незабудка
                       потянулась к глазу.
Родники
               закувыркались в плеске.
Стало снова
                        зелено, цветочно
в нашем теплом,
                             разноцветном мире.
Лед —
             как не был,
                               несмотря на то что
я тебя прождал
                               часа четыре.

МЕКСИКАНСКАЯ ПЕСНЯ

Тегуантепек, Тегуантепек,
          страна чужая!
Три тысячи рек, три тысячи рек
          тебя окружают.
Так далеко, так далеко —
          трудно доехать!
Три тысячи лет с гор кувырком
          катится эхо.
Но реки те, но реки те
          к нам притекут ли?
Не ждет теперь Попокатепетль
          дней Тлатекутли.
Где конь топотал по темной тропе,
          стрела жужжала, —
Тегуантепек, Тегуантепек,
          страна чужая!
От скал Сиерры до глади плато —
          кактус и юкка.
И так далеко, что поезд и то
          слабая штука!
Так далеко, так далеко —
          даже карьером
на звонком коне промчать нелегко
          гребень Сиерры.
Но я бы сам свернулся в лассо,
          цокнул копытом,
чтоб только тебя увидеть в лицо,
          Сиерры чикита!
Я стал бы рекой, три тысячи рек
          опережая, —
Тегуантепек, Тегуантепек,
          страна чужая!

СТИХИ НА СОН

Пусть тебе
                        не бредится
ни в каком
                   тифу,
пусть тебе
                    не встретится
никакой
               тайфун!
Пусть тебе
                  не кажется
ни во сне,
                    ни въявь,
что ко дну
               от тяжести
устремляюсь
                        я.
Даже если
                гибелью
буря
          наяву,
я, наверно,
                  выплыву,
дальше
                поплыву.
Стерегу
               и помню я,
навек
           полюбя:
никакой
             Японии
не схватить
                   тебя.
Утром
            время радоваться,
не ворчи,
не грусти
                 без надобности —
нет причин.

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Гражданская лирика и поэмы

В третий том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли его гражданские лирические стихи и поэмы, написанные в 1923–1970 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Фантастические поэмы и сказки

Во второй том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли фантастические поэмы и сказки, написанные в 1927–1964 годах.Том составляют такие известные произведения этого жанра, как «Моя именинная», «Золушка», «Поэма о Роботе», «Небо над Родиной», «Сказание про царя Макса-Емельяна…» и другие.


Поэтические поиски и произведения последних лет

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.