Линия судьбы - [16]

Его привлекали женщины, умеющие улыбаться и шутить, счастливые женщины. Привлекали, вероятно, потому, что женщины в лагере «Последний шанс», где он вырос, были несчастными и их беды отражались на их лицах.

– Готовы? – спросила Келли с улыбкой, обнажившей белые зубы и розовый кончик языка.

Так, он готов дальше некуда. Чистейшая похоть вспыхнула в нем и охватила пожаром все внутренности. Логан сурово подавил вожделение. Репортеры – самые отвратительные представители рода человеческого, чуть выше адвокатов и политиков. Келли Тейлор вышвырнула бы его из своего кабинета, если бы не нуждалась в нем.

«Я помогу тебе, малышка, – подумал Логан, наблюдая, как Келли деловито и одновременно соблазнительно обошла письменный стол. – И уж точно не потому, что чувствую вину за прошлую ночь. Ты получила по заслугам. Большинство бойцов „Кобры“ перерезали бы тебе глотку, не потрудившись даже задать хотя бы один вопрос».

Он использует Келли так же, как она использует его. С ее помощью он представит факты по-своему, а не так, как выгодно Стэнфилдам. Ему плевать на их политические амбиции.

Логан закинул рюкзак на плечо и последовал за Келли из кабинета. Она заперла дверь и спросила:

– Где вы поставили машину?

– Я добирался на попутной. Это заняло довольно много времени. Немногие рискуют подвозить подозрительных мужчин.

Келли провела его к своей маленькой синей «Тойоте», и Логан пристроил рюкзак на полу за пассажирским сиденьем. Он редко выпускал свое имущество из виду, но сейчас добраться до рюкзака можно было бы только через его труп.

Вскоре они уже ехали по тихим улицам. Келли молчала. Странно. Логан ожидал, что она будет бомбардировать его вопросами, как и подобает первоклассному репортеру. Конечно, до прошлой ночи он и не подозревал о ее существовании, но, вернувшись в дом Стэнфилдов, кое-куда позвонил.

И то, что он обнаружил, привело его в ярость. Келли оказалась не паршивым репортеришкой с воображаемыми связями в «Разоблачениях». Если бы он улизнул из городка, вся страна узнала бы, что он – пропавший когда-то ребенок Стэнфилдов.

– Я много путешествовал, – нарушил молчание Логан, – но никогда не видел ничего подобного. Я имею в виду ваш город и эти места. Очень… необычно.

За окнами автомобиля сверкали зубчатые кроваво-красные скалы, пронзающие небо в погоне за последними лучами заходящего солнца. Из трещин в камнях торчали цепкие мескитовые деревья и кактусы с похожими на плавники широкими листьями, утыканными колючками.

Келли вела машину с небрежностью, говорившей о том, что она могла бы проехать здесь и с завязанными глазами, затем, за Дубовым ручьем, свернула на узкую дорогу. Растительность стала богаче. Огромные тополя словно охраняли пласты красного песчаника, ветви яблонь гнулись под тяжестью плодов.

– Вы правы, – после паузы откликнулась Келли, явно смущенная. – Седона практически расположена на высокогорном плато. Она прекрасна и таинственна. Конечно, люди преувеличивают, но… определенно в атмосфере что-то есть.

Логан не верил в магические силы природы. Пусть говорят, будто остров Пасхи или Стоунхендж излучают столько энергии, что ее можно измерить, он не признавал всю эту новомодную чушь.

Келли повернулась, и под ее внимательным взглядом Логан перевернул бейсболку козырьком назад, убрал солнечные очки в мешок, затем бросил в бой сногсшибательную улыбку.

Магнетическую улыбку своего отца.

Похоже, ему не удалось произвести на нее впечатление.

– Логан, вы помните, как жили здесь ребенком?

– А вы много помните о том времени, когда вам было пять лет?

– Немного. Смутные образы.

Логан заметил на заборе поношенный сапог и сменил тему.

– Смотрите, кто-то потерял сапог.

– Это знак, которым пользуются в этих местах. Видите, куда указывает носок сапога? Это означает, что мой дедушка дома. Если бы сапог указывал в другую сторону, его друзья поняли бы, что нечего тащиться дальше, поскольку деда дома нет.

Логана зачаровывало все вокруг. Его всегда привлекало необычное, возможно, потому, что он сам был «другим».

– Вы совсем не помните вашу жизнь в Седоне? Ну, например, хотя бы каково ваше первое воспоминание? – спросила Келли, останавливая машину перед домом в испанском стиле с плоской крышей и просторной верандой. Массивную дверь на кованых петлях затенял раскидистый старый тополь.

Вряд ли ей понравилась бы правда.

Логан промолчал, мысленно сравнивая дом с поместьем Стэнфилдов, предназначенным – как и сами владельцы – поражать своим совершенством, однако и Стэнфилды, и их дом казались претенциозными, лишенными собственной индивидуальности.

Келли выключила мотор и посмотрела на Логана, все еще ожидая ответа на вопрос о его первом воспоминании.

– Сначала поужинаем, – увильнул Логан. – Потом я слово в слово перескажу вам завтрашнее заявление Стэнфилдов.

Келли явно собралась продолжить допрос, но что-то ее остановило, и она провела Логана в дом. У него чуть слюнки не потекли от аромата жареных цыплят и свежеиспеченного хлеба. Желудок заурчал от предвкушения ужина.

Пожилая индианка уставилась на него, затем перекрестилась и что-то зашептала. Наверняка молитву.

За индианкой, под арочным проемом, ведущим в кухню-столовую, стоял старик с густыми седыми волосами, высокий и прямой и, несмотря на ужасающую худобу, удивительно похожий на Келли. Те же высокие скулы, те же карие глаза с янтарными искрами, тот же поворот головы.