Линии Маннергейма. Письма и документы, тайны и открытия - [145]

К Одессе стали приближаться немцы. Собрались мы в Шт<абе> Див<зии> и стали обсуждать – уходить ли с «русскими большевиками» или оставаться с «врагом избавителем»? Постановили на втором. Я, несмотря на то что был уволен и ходил в штатском, был тоже с голосом, и у меня оставался мой денщик и вестовой, пока последнего не отобрал комиссар и чуть не продал моих лошадей, т<ак> ч<то> я их выкрал из штаба и спрятал в городе.

При приближении немцев Сметнев требовал, угрожая присылкой карательного отряда, выехать с большевиками. И мы, и солдаты все спрятались, а на другое утро по городу тяжелыми шагами шли немцы и медленно ползли грузовики.

Порт опустел. Большевики вывели все, что могли. Стал ждать в Одессе, когда немцы возьмут Москву. Так и не дождался. А деньги кончались. Продал лошадей, отпустил денщика и сильно сократился. Думбадзам стал платить за комнату и у них же столоваться. Надо сказать, что относились они ко мне исключительно. Пожалуй, даже дома не могли бы оказать более внимания и заботливости. Да! Интересно, что во время обысков прислуга по своему почину спрятала в свой сундук все мое обмундирование. Итак, несмотря на денежные затруднения, жил идеально: имел чудную комнату, светлую, уютную, всю в коврах, картинах, дома – ванну, прекрасный стол и громадную библиотеку (кабинет и гостиная были тоже практически в моем распоряжении).

Но вот осталось рублей триста, т. е. недели на полторы. О Москве и не мечтай; лошади проданы. В это время в Одессе появляется малый журнал «Фигаро», а в нем статья по истории искусства: о творчестве Кваренги и гр<афа> Растрелли. Статья безграмотная. Я написал, как бы развивая тему, продолжение, а на самом деле – критику. Отнес. Приняли и просили еще писать. Дал еще несколько статей и взял на себя отдел театра и кино (критика и статьи). Все же материально это мало давало, хотя и времени брало не много.

Одна очень красивая и милая знакомая дама стала меня уговаривать пойти в кинофирму и поступить актерами. «Я одна боюсь – пойдемте вместе». Пошли и были приняты в небольшую кинофирму «Медуза», но с тем, что пройдем общую школу: грима, пластики, мимики и т. д. и одновременно будем работать с поденной оплатой. Тут здорово повезло, и еще до окончания школы я уже был на первых ролях и втянул затем и свою знакомую.

Но скоро дела фирмы пошатнулись, и мы, перед самым крахом, перебрались в большую фирму – Сибирякова. Однажды вижу бар<она> Менгдена[452](нашего полка), и он мне предлагает поступить переводчиком (штатским) в Управление нач<альника> всех Украинских Портов Черн<ого> Моря – вице-адм<ирала> Покровского.

«Вы знаете немецкий язык. Надо спасать русский флот. В управлении все русские, даже по-украински никто не понимает – есть специальный переводчик».

Я поступил под начальство Св<етлейшего> кн<язя> Ливена. Вскоре я был назначен и<сполняющим> д<олжность> офицера для связи (т. е. ходил в штатском) от морского министра (новый титул Покровского) с иностранным командованием.

С немцами работать было легко, т. к. нашлось много общих знакомых и они для меня все охотно делали. Таким образом, иногда удавалось проводить почти безнадежные дела по восстановлению прав на реквизированные немцами суда. Морской министр был доволен, и я тоже, ибо служба занимала у меня не более 3-х часов в день. Оплачивалась хорошо. Катал на автомобиле и работал в кино. Денежный кризис миновал, и даже наоборот. Я в это время увлекался одной дамой и мог тратить немало монеты (все увлечения, а особенно дамами общества, не дешевы).

Ушли немцы, и пришли французы и англичане. Адм<ирал> Покровский был подчинен Добровольч<еской> Армии, т. е. ген<ералу> Деникину (к этому все велось), а я был оставлен – даже с тем же почти (так как «и. д.» отменили) званием. Только стал ездить к французам. И тут подвезло – один знакомый по Москве, француз, в Одессе – видное место. Сам разыскал меня и познакомил со всеми, с кем следует. Результат – дела шли идеально.

С Кубани приехал Н. Д. Кузнецов[453], чтобы оповестить, что во 2-м конном полку сформирован эскадрон – 12-й Кав<алерийской> Дивизии (имени ген<ерала> Каледина) и что будет разворачиваться полк того же названия. Эскадроном командует Байдак[454], 2 ком<андир> полковник Чекатовский[455], помощник его Калугин[456], адъютант Псиол, а итого собралось уже 48 офицеров 12-й дивизии. Я решил ехать в полк. Все знакомые ругали – говоря, что я и в Одессе служу тому же делу и что хорошо поставлен и могу принести больше пользы и т. д. Ведь всякий прибывающий в Добрармию офицер попадал на положение рядового (независимо от чина) и лишь со временем мог попасть на офицерскую должность.

15 января Кузнецов и я вышли из Одессы на «Св. Николае». Шли ужасно. Опоздали на 5 суток, такая была буря. Шли голодные, т. к. не могли заходить из-за бури в порты. У Керчи было сели на мель, а затем были затерты льдом. В пути от Керчи до Новороссийска штормовало так, что дали сигнал «SOS». Отрывались скамейки и, разбивая решетки, падали в море. Пароход нырял, черпал бортами, ложился, не слушался руля, и вдобавок уголь приходил к концу. Все же удалось добраться до Новороссийска. Полк оказался переброшенным к ст<анции> Пологи на Украинский фронт, против Махно. До Ростова ехать легко, а далее: поезда с пулеметами на паровозах, все всегда с винтовками – в городе, в ресторане, в гостинице, – решительно всюду всякий офицер, всякий доброволец при винтовке. Все ужасно обношены. Кузнецов отстал, и я ехал с Гернгросом