Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи - [54]

Самая главная сложность для любопытствующего постороннего заключается в том, что строительными элементами языка страусов являются вовсе не буквы какого-нибудь алфавита. Речь их складывается не из звуков и даже не из слогов, а из слов и особого языкового связующего материала, поддающегося не морфологическому, а в лучшем случае разве что фонетическому описанию.

Таким образом, языковая репрезентация конкретных жизненных ситуаций происходит не с помощью привычных схем, шаблонов и парадигм. Фраза типа «выла собака», как неконкретное высказывание, абстрактное сообщение, в этом языке, пожалуй, вообще невозможна. На страусином в этом простом высказывании будут содержаться указания на место (у забора), время (ночью, при луне), продолжительность (коротко, долго), на объект и цель (на кого и зачем выла), на способ (тихо, во всю глотку) и т. д. и т. п. Человеку, который захочет понять и использовать этот язык, он подарит ошеломительный опыт острого, зоркого, насыщенного, естественного и спонтанного восприятия событий во всей их неповторимой сложности, текучести и динамике, и фантастические впечатления от протекающей прямо на глазах жизни.

Нет в этом языке и предложений — его конструкции бесконечно ветвятся и растекаются, проникают друг в друга, поражая непосвященного немыслимыми семантическими интерференциями. Если взять для сравнения шахматы, то логика этого языка напоминает не прямолинейные перемещения ладьи, а скорее ходы конем. Можно сказать, «ход конем» — это способ мышления страусов. А также их речи.

Какое-то время меня завораживала задача передать язык страусов во всей его фантастичности, как текучий, нерасчлененный на фразы поток с его недоступными человеческому разумению грамматическими конструкциями и неслыханными оборотами. Но потом я понял: текст подобного рода мог бы стать интересным, с точки зрения философии языка, документом, и даже в стилистическом отношении принес бы кое-какие открытия, сделанные в процессе волнующей лабораторной работы, но все это так осложнило бы чтение, что терпение любезного читателя лопнуло бы на первом абзаце. (Вернемся-ка к упомянутой выше начальной фразе. Если интерпретировать достоверность как буквализм, то фразу эту я должен был бы перевести приблизительно так: «Кто же некогда породил и порождает поныне страуса именно в этом месте, дабы он был еси, есть и будет здесь?»)

Вот почему, выполняя просьбу издателя, я отложил буквальный перевод и создал внятный обычному человеку вариант (вспоминаю свое детское чтение: Перевел и переработал для юношества Тивадар Синнаи). Много ли в нем искажений? Пожалуй, не больше, чем в переводах с русского языка, в котором совсем нет артиклей, — тем не менее «Преступление и наказание» и «Войну и мир» переводчики всего мира без зазрения совести перелагают на свои языки таким образом, что всяческих der, die, das, a, the, le, la, il, les, las и los в этих переложениях как песку морского.

Примерно так поступал и я. С нескрываемой гордостью упомяну также, что по ходу дела я дошел до того, что местами начал передавать даже некоторые огрехи, допускаемые Лимпопо (и другими), разумеется, отдавая себе отчет в том, что всякий другой переводчик наверняка облек бы оригинальный текст и заложенное в нем послание в совершенно другую словесную оболочку.

С учетом сказанного и прошу вас читать этот текст.

2. Об отдельных словах, выражениях и реалиях (Заметки венгерского издателя)

Крепость Ф. (гл. 3 и др.) — укрепление, крепость, город по соседству с местом действия.

Странным образом как в предисловии автора, так и в записках страусов этот город, расположенный неподалеку от фермы, обозначается именно этой начальной буквой. Конечно, издательство может заблуждаться, но все же считает нужным обратить внимание читателей на розенкрейцеровский роман герметика Генриха Ноллиуса[28], автор которого пишет в своем предуведомлении:

Есть на Востоке замок, который одни называют замком счастья, или Фортуны, другие же — замком мудрости. В замке этом природа явлена нам без покровов тайн, и небесные и земные сокровища вечной мудрости также можно здесь созерцать совершенно свободно.

Разумеется, мы не утверждаем, что страусиная ферма находилась прямо под стенами этого замка. Но коль уж мы взяли в руки роман, процитируем некоторые места, например, следующие слова из авторского предисловия:

Мир, всецело погрязший в скверне и мерзости, осознал, что истинную жемчужину, скрытую под убогим вретищем, дано узреть только глазам души.

А в главе четвертой говорится дословно так:

Кто узнает дорогу к замку Фортуны и дойдет до врат, крепко держа в руках ключи, коими оные отпираются, тот узрит и постигнет все, что только есть во вселенной.

В конце концов герою розенкрейцеровского романа удалось отомкнуть врата замка, над которыми горел такой яркий карбункул, что при свете его впору было читать.

Когда же Филарет проник во дворец поглубже, то увидел на потолке маленькое, ослепительно сияющее солнце. Оно было точным подобьем большого солнца, царящего в макрокосме, и светом сего малого солнца был залит весь замок со всеми его чертогами.