Женщины Хемингуэя. Прототипы и персонажи
Друзья Хемингуэя говорили, что для каждого нового произведения ему была нужна новая женщина. Если это была шутка, то она недалека от истины.
Его первая любовь и его последняя любовь породили героинь романов «Прощай, оружие!» и «За рекой в тени деревьев». Первая его любовная страсть дала жизнь Брэтт Эшли в романе «Фиеста». Тайная возлюбленная (которую он долго скрывал от второй жены) преобразилась в героиню рассказа «Короткое счастье Фрэнсиса Макомбера». А сама вторая жена попала (или лучше сказать — угодила) в рассказ «Снега Килиманджаро». Третья жена вдохновила роман «По ком звонит колокол», первая попала в книгу «Праздник, который всегда с тобой». Только четвертая, последняя жена осталась за бортом написанного при ней великого произведения «Старик и море». Как персонаж она появляется только в письмах Хемингуэя и в его шутках — часто злых. (Зато ее увековечил Ирвинг Шоу — в образе Луизы в романе «Молодые львы».)
Женщин было так много, что им посвящена отдельная 500-страничная книга — «Женщины Хемингуэя» [1]. Однако третья жена писателя, Марта Геллхорн (сама писательница и журналистка), предлагала автору — Бернис Кёрт — назвать эту книгу «Жены Генриха Восьмого Тюдора-Хемингуэя».
Но в каком-то смысле он был консервативен и традиционен, — считает редактор Полного собрания писем Хемингуэя профессор Сандра Спэниар. — Первая жена, а потом и кто-то из друзей, говорили о Хемингуэе: «Его проблема — в том, что он считает, необходимым жениться на каждой женщине, в которую влюблен»[2].
Не на каждой. Героиней «Фиесты» — первого романа Хемингуэя, принесшего ему мировую славу, стала не тогдашняя жена Хэдли Ричардсон, а молодая англичанка Дафф Твисден — экстравагантная, окруженная поклонниками красавица, чья жизнь в Париже 20-х представляла собой трагический, но красочный хаос, к которому как нельзя больше подходили слова Гертруды Стайн, взятые Хемингуэем для эпиграфа к роману — «Все вы — потерянное поколение». Ревнивая влюбленность Хемингуэя в леди Дафф была первым испытанием для «парижской» жены Хэдли. Ей пришлось стать свидетельницей этой страсти во время поездки в Памплону в 1926 году, которая из веселого путешествия друзей превратилась в яростное соперничество мужчин за любовь леди Дафф. В реальности отношения Хемингуэя и Дафф Твисден ни во что не вылились, но тут же в Испании легли в основу романа «Фиеста», написанного в Мадриде за два месяца.
Писание было для Хемингуэя терапией, — считает профессор Джон Берри, директор мичиганского музея Эрнеста Хемингуэя. — У него была тяжелая наследственность от отца — неустойчивость психики, резкая смена настроений, склонность к депрессиям. Есть много свидетельств, что своей литературой он залечивал сердечные раны или «выписывал» из себя тягостный опыт. Он сам себе был психологом и психиатром.[3]
Причем в описаниях любви Хемингуэй часто преображал реальность так, чтобы это не ранило его самолюбие.
Достаточно вспомнить неумирающую (хоть и безнадежную) любовь Брэтт Эшли в романе «Фиеста», сладостную и безоглядную любовь Кэтрин в романе «Прощай, оружие» и Марии в романе «По ком звонит колокол». Любопытно, что при нестабильности собственной психики, Хемингуэй не терпел этого в женщинах. Он не без гордости писал, что все его жены были «счастливыми, здоровыми и стойкими, как кремень». И первым таким примером была «парижская жена» — Хэдли Ричардсон.
В посмертно изданной книге Хемингуэя «Праздник, который всегда с тобой» — о Париже 20-х годов — есть фраза, которая всех нас в молодости растревожила. После ностальгического описания счастливой жизни с Хэдли он пишет: «А потом пришли богатые». (И как бы разрушили их счастье.) Судя по всему, это в первую очередь относилось к американке, сотруднице журнала «Вог», другу семьи Полин Пфайфер, которая стала новой (сперва тайной) любовью Хемингуэя. О начале их романа он через много лет писал:
Куда бы мы ни ходили с ней в Париже, чем бы ни занимались, в этом во всём было непереносимое счастье и щемящая боль… Непобедимый эгоизм и вероломство во всем, что мы делали… нестерпимые угрызения совести.
Однажды жена не выдержала, заплакала и попыталась выяснить, что происходит между мужем и Полин. И Хемингуэй сказал ей в сердцах: «Зачем ты заговорила об этом?! Зачем вытащила это на свет?!». В это время он уже практически жил с двумя женщинами и питал несбыточную надежду сохранить обеих. Хэдли переехала на три дня в отель, все там обдумала и потребовала развод. Она ужасно страдала, она писала друзьям: «Время мое занято, а жизнь пуста». Она еще не знала, каким спасительным было ее решение.
Письмо, написанное в то время Хемингуэем отцу, несмотря на легкий самообман и мелкие передергивания фактов, трогает искренностью чувств и оставляет ощущение непобедимости его любовного пыла:
Тебе повезло быть влюбленным только в одну женщину всю твою жизнь. А я целый год любил двух женщин, оставаясь при этом верным мужем. Этот год был для меня адом. Хэдли сама попросила меня о разводе. Но даже после этого, если бы она захотела, чтобы я вернулся, я бы остался с ней. Но она не захотела. У нас давно были трудности, о которых я не могу тебе рассказать. Я никогда не разлюблю Хэдли и никогда не разлюблю Полин Пфайфер, на которой женат я сейчас….Про-шлый год был для меня трагичным, и ты должен понять, как тяжело мне писать об этом
