Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи - [28]
Один изображает встречу Стэнли и доктора Ливингстона в африканских джунглях.
На другой вышивке мы видим извержение вулкана Килиманджаро в 2420 году. По склонам, спасаясь от огня, бегут страусы и трансильванские венгры.
Один писатель преподает телезрителям креативное письмо, то есть учит их сочинять стихи, романы, пьесы и всяческие новеллы. С носом, смахивающим на грушу пульверизатора, этот писатель нам объяснил, что целесообразно сразу же поразить читателя непринужденным употреблением каких-нибудь редких или совсем незнакомых слов, например: «На Герече уже лежал первый снег». Или: «Под брюхом швертбота, застрявшего в камышах, тихо бултыхалась вода». Потому что читателю это импонирует, у него пробуждается чувство неполноценности и даже стыда, оттого что он этих слов не знает или не употребляет. Так говорил человек с носом, смахивающим на грушу пульверизатора. Хороший писатель должен использовать эту неловкость, эту стыдливость читателя и, сходу атаковав, направить его языковые пристрастия в нужное русло.
В последнее время наш альбатрос собирает свои стихи и песни — лирические документы душевных страстей, пережитых за долгую жизнь. Он готовится выпустить диск под названием «Чайка моя».
87. Сатирикон
Сегодня — самый длинный день года. Это единственный случай в году, когда вечером страусам можно все.
Целый год страусы с нетерпением ждут этого великого дня, потому что его отмечают незабываемым праздником.
Ждут его и давно уж готовятся и лесные сатиры. Уже в утренние часы из зарослей выглядывают их волосатые рожи, повизгивают свирели, подкрадываются к месту сбора и козлоногие фавны. Чувствуется, как на опушке леса нарастает возбуждение.
А после обеда начинается само действо, то есть гульба, к вечеру принимающая самые буйные формы.
Сатиры притаскивают с собой огромные котлы и чаны с золотистым и густо-рубиновым зельем. И при этом орут как оглашенные:
Горбатый сатир Мохнорыл в двадцатый раз повторяет свою загадку:
Хотя все уже знают, что это початок. Они разводят костер и, нагрев вино, засыпают в него из пакетиков и коробочек с разноцветными этикетками одуряюще ароматные специи. И когда мимо них проходит какая-нибудь симпатичная цыпочка — стройная молоденькая страусиха, пусть даже и малолетка, им это все равно, — они подмигивают своими глазищами и, помешивая в котле пряности, спрашивают:
— Ты это пробовала? Знаешь, что это такое?
— Вы о чем? — втягивается в разговор несмышленая. — Об этой приправе? А что это?
— Трахун-трава, — регочут сатиры.
Затем они пьют, орут, оглашая лес дикими воплями, горланят до хрипоты свои песни и пускаются в пляс, подхватывая цыпочек-страусих и даже смазливых молоденьких петушков. Они лихо, с припрыжками и притопами, отплясывают гопак и матросскую джигу, краковяк и венгерку, исполняют эротический танец живота и, наконец, сиртаки. При этом повизгивают и поют:
А еще и такое:
Есть во всем этом что-то, ну как бы сказать, какое-то разухабистое беспутство. Несколько раз они задорно выкрикивают:
Даже тетка Лула, страусиная ведьма, и та пускается в пляс, вихляет бедрами и напропалую кокетничает и флиртует.
Сотрясая небо воплями, они что-то нашептывают партнершам, и, хотя те яростно протестуют, глаза их сияют так, что того и гляди заискрят. Но вот опускается ночь, и воздух густеет настолько, что шипит и становится осязаемым. Сатиры обмениваются многозначительными взглядами, кивают, встречая в глазах или жесте другого вопрос, и вскоре, как по команде, начинают сворачивать свой бивак, подбирают свирели, арфы, лютни, или как они там называются, и, кто коротко, кто многословно простившись с нами, с поникшими головами исчезают в лесу.
Они уже далеко, но мы еще слышим их голоса:
После вчерашней оргии случайно подслушала разговор наивной мамаши-косули с совой Нуар.
— И как это страусы не боятся оставлять своих дочерей с сатирами?
— А чего им бояться-то? — округлила глаза сова.
— Ну мало ли… вдруг они злоупотребят положением… тем, что девочки тоже подвыпили…
— Да ну? — удивилась сова. — Злоупотребят положением? А как вы себе это представляете?
— Ну что эти сатиры… пожалуй, могли бы…
— Что бы они могли?
— …сделать с девушками что-нибудь неприличное, — выдавила из себя, наконец, косуля и покраснела.
— Уху! — крикнула сова по-совиному. — Эти старые пни? Эти сделали бы… в свое время. Да только теперь самому молодому из них не меньше двух с половиной тысяч лет!
88. Мертвые гонведы
Нынче утром у соляной шахты появились три мертвых гонведа. В своих ментиках со шнурками, двое — сжимая ремни винтовок, третий — держась за рукоять клинка, они стояли, привалившись ко входу, под лучами солнца, похожие на игрушечных часовых у башни, которых я видела в одной иллюстрированной книжке Очкарика.
Мигая синими и красными огнями и завывая сиреной, вскоре подкатил милицейский автомобиль. Остановившись в ста метрах от мертвых гусаров, менты по громкоговорителю приказали им сдаться и бросить оружие. Но гусары желтушечно улыбались, щурясь на солнцепеке.
