Лимпопо, или Дневник барышни-страусихи - [25]
Они увидели громадного льва, львицу и трех детенышей, которые, развалившись кружком, грелись на солнышке.
Заслышав удары подков Тамплиера, лев разожмурил глаза, приподнял огромадную голову и зевнул, обнаружив страшенные зубы и гигантскую глотку, которая без труда могла заглотнуть десятилетнего ребенка. Потом устремил взгляд на всадника.
Нынче вечером на своем выдуманном диалекте нам прочел это Михай Но Пасаран Дубина. Я содрогнулась. Проглотить десятилетнего ребенка! Это какая же должна быть глотка?!
79. Движение сопротивления. Манифест
Первое дельное предложение прозвучало, когда Совет зверей лесных и домашних уже заканчивал свое заседание.
— Сидеть на месте и выжидать, что будет, — это тактика паука! Прилетит муха — замечательно, а не прилетит — ну и ладно, — горячилась лиса.
— Я тоже так думаю, что с этой тактикой надо кончать, — присоединилась я к предыдущему оратору. — Надо действовать на опережение. Надо сплотиться! Решить наконец, чего мы хотим! Если все: и собаки, и мелкий домашний скот, и птицы, и пчелы, и рыбы, и лошади — смогут объединиться, то люди и носа из дома не высунут! Да здравствует солидарность! Вспомните бессмертного Низами:
А в качестве эмблемы движения Тарзан предложил одно из полотен Владимира Сабо.
Чтобы сформулировать общую волю животных, была избрана редакционная комиссия. Меня, к моему разочарованию, в комиссию не включили, зато зачем-то ввели в нее Пики. Манифест, который они состряпали, получился, по-моему, так себе. Вот его текст:
Слушайте, звери!
Страусы и все прочие животные домашние и лесные!
Долой тиранию людей! Сплатимся против человеческой подлости! Хватит дрожжать, голодать, хватит на нас ахотицца! Долой бойню, куда они гонят нас в самом рассвете сил!
Подпиши, размножь, передай другому!
Долой ужас, который гнетет наши души!
Победа не за горами!
Прочь тиранов! Хватит строить для них пирамиды!
Рефком.
Оруэлл?! [Маргиналия автора]
— Вот когда мы достигнем прародины, — так обычно подбадривала я остальных, — тогда все будет хорошо, все наладится. Когда мы опустимся из поднебесья на землю Африки, где нас будет приветствовать воплями Тарзан…
— Что-что? — встрепенулся Тарзан.
— Да не ты — настоящий Тарзан… он там целыми днями летает с воплями с ветки на ветку, боясь пропустить наш прилет…
Когда я разговаривала с Капитаном, пытаясь напомнить ему пример Бенёвского из альбома, который мне удалось стащить у охранников, то в пылу полемики призвала его убедиться, что обнаружил граф на Мадагаскаре, и протянула вожаку книгу. Капитан недоверчиво заглянул в нее и похмыкал, из чего стало ясно, что он, если и не совсем безграмотный, все же с чтением у него большие проблемы. Читал он только справа налево, да и то кое-как, например, вместо слова «червяк» он читал «чевряк», а вместо «коготь» — «гокоть».
Под вечер в лесу опять раздалось: «…а кто льва играет, не обстригай себе ногтей, пускай торчат львиными когтями».
80. Летучие мыши
Тренировки пока не дают желаемого результата, но я все же не унываю. Спросила у Нуар, в каком направлении нам держать путь, чтобы пролететь мимо Тисы, в зеркале которой мне хотелось бы искупаться, точнее, окунуть в него свое отражение. Нуар объяснила мне, где протекает Тиса, после чего мы всю ночь обсуждали с нею теоретические и практические аспекты полетов.
— Полеты очень полезны для развития умственных способностей, — объясняла она. — Четвероногие, точно так же, как и человек, видят все в одной плоскости. А мы, птицы, обозреваем мир не только перед собой или сбоку, но и сзади, и сверху. И не просто обозреваем, но и перемещаемся в нем — влево, вправо, вверх, вниз. Мы обладаем объемным зрением — совершенно особым качеством. И эта способность беспрерывно оттачивает наш ум.
— Понятно, — сказала я. — И что с того?
— А то, что те виды живых существ, которые разовьют в себе эти качества наилучшим образом, станут гораздо умней человека. Например, смогут запросто обыграть его в шахматы, не говоря уж об остальном.
— И даже Петике?
— Кого угодно. И не только в шахматы. Они будут сильнее во всем.
— И тогда этот вид будет господствовать на планете?
— Да.
— И что это будут за птицы?
— Это будут не птицы. А племя летучих мышей.
— Это которые здесь по ночам пищат?
— Они самые.
— Почему это?
— Потому что летучая мышь — единственное летающее млекопитающее. А мир принадлежит, как известно, млекопитающим. Но, кроме умения летать, они обладают еще двумя редкими особенностями.
— Первая — это то, что у них есть руки?
— Вот именно. А руками можно брать, хватать, а при известной сноровке даже инструменты делать… Это огромное, неоспоримое преимущество.
— Но руки есть и у белки, и даже у обезьяны…
— Только ума у них недостаточно.
— А у летучих мышей достаточно?
— Пока нет. Но эти ушаны, или нетопыри, как их еще называют, умеют еще кое-что, чего не умеет никто из нас, — только они да еще одно морское млекопитающее. Они издают звуки такой высоты, что уловить их не может никто. И с помощью этих звуков они ориентируются даже в кромешной тьме. Разумеется, — продолжала сова Нуар, — для меня это тоже проблемы не составляет… Но все-таки я вижу глазами, тогда как они — ушами.
