Лиловый цветок гибискуса - [14]

— Камбили Ачике, пожалуйста, начни присягу, — произнесла она.

Матушка Лючия впервые выбрала меня. Я открыла рот, но не смогла издать ни звука.

— Камбили Ачике?

На меня смотрела не только матушка Лючия, но и вся школа. Откашлявшись, я изо всех сил призвала голос вернуться. Я знала текст присяги, я готова была его произнести, вот только слова не сходили с языка. Тело покрылось потом.

— Камбили?

Наконец, сотрясаясь от дрожи, я начала:

— Я приношу присягу Нигерии, моей стране, и клянусь быть верной, честной и преданной…

Присутствующие подхватили слова, и я, проговаривая их вместе с ними одними губами, старалась восстановить дыхание. После собрания мы разошлись по своим классам. Все занялись обычной подготовкой к занятиям: устраивались на своих местах, вытирали пыль с парт, двигали стулья и переписывали с доски расписание на новое полугодие.

Ко мне наклонилась Эзинн и спросила:

— Как провела каникулы?

— Нормально.

— Ты была за границей?

— Нет, — ответила я. Мне очень хотелось поблагодарить Эзинн за то, что она всегда была добра ко мне, хотя я неуклюжа и молчалива, но не знала, как это выразить. Мне хотелось поблагодарить ее за то, что она не смеялась надо мной и не называла зазнайкой, как это делали другие девочки, но с моего языка сорвалось лишь:

— А ты? Ездила за границу?

— Я? — Эзинн рассмеялась. — О di egwu[29]. Путешествуют только детки богатых родителей: Габриэлле, Чинве, ты. А я была у бабушки в деревне.

— Вот как, — пробормотала я.

— Зачем сегодня приезжал твой отец?

— Он… он… — не найдя подходящих слов, я запнулась. — Он хотел посмотреть на мой класс.

— Ты на него очень похожа. Хочу сказать, ты, конечно, помельче, но черты лица и кожа у тебя от отца, — улыбнулась Эзинн.

— Это правда.

— Я слышала, в прошлом полугодии Чинве отобрала у тебя первое место? Abi?[30]

— Да.

— Ну, твои родители наверняка отнеслись к этому спокойно. Ты же с первого класса постоянно оказывалась первой! А Чинве говорит, что отец на радостях свозил ее в Лондон.

— Ого.

— А я заняла пятое место, и это хорошо, потому что в предыдущем полугодии я оказалась восьмой. Знаешь, в классе очень высокая конкуренция. В своей начальной школе я всегда занимала первое место.

В этот момент к парте Эзинн подошла Чинве Джидиз, обладательница высокого, чирикающего голоска.

— В этом полугодии я хочу сохранить за собой первенство в классе, малышка Эзи, так что не забудь проголосовать за меня, — сказала она. Ее школьная юбка была такой узкой в талии, что фигурой Чинве походила на восьмерку.

— Не вопрос, — ответила Эзинн.

Я даже не удивилась, когда Чинве прошла мимо меня к девочке за следующей партой и повторила заявление, только изменив имя и прозвище. Чинве никогда не заговаривала со мной, даже если мы оказывались в одной группе по сельскому хозяйству и вместе собирали растения на гербарий.

Девочки толпились вокруг ее парты и хихикали. Они копировали ее прически: обвитые черным шнуром сложные конструкции из жгутов или зигзагообразные косички, заканчивавшиеся хвостиком на макушке. Чинве ходила, поднимая стопу, едва коснувшись пола, словно земля жгла ей ноги. Во время большой перемены она скакала перед группой девочек, направлявшихся в кондитерскую за бисквитами и колой. Если верить Эзинн, Чинве платила за всех. Я обычно проводила большую перемену в библиотеке.

— Чинве хочет, чтобы ты первая с ней заговорила, — прошептала мне Эзинн. — Знаешь, она стала называть тебя зазнайкой потому, что ты ни с кем не общаешься. Она говорит, что, хоть твой отец и владеет газетой и всеми этими фабриками, это не значит, что ты можешь задирать нос, ведь ее отец тоже богат.

— Я не задираю нос.

— Вот и сегодня, когда ты замешкалась с присягой, она решила, что ты слишком много о себе воображаешь, чтобы делать что-то по первой просьбе.

— Я плохо расслышала, когда матушка Лючия сказала в первый раз.

— А я и не говорю, что она права. Я объясняю, что думает Чинве и большая часть девочек. Может быть, тебе все-таки стоит с ней поговорить. И после школы не сбегать, как ты обычно делаешь, а пройти вместе со всеми до ворот. Кстати, почему ты всегда убегаешь?

— Мне нравится бегать, — промямлила я, размышляя, стоит ли считать ложью, достойной упоминания на воскресной исповеди, мое заявление о том, что я не расслышала распоряжения матери Лючии, и эту отговорку. Когда звонок возвещал об окончании уроков, «Пежо 505» с Кевином внутри уже стоял у ворот. Папа всегда поручал шоферу много дел, и мне не разрешалось заставлять его ждать, поэтому я опрометью выбегала из школы. Так, словно я участвовала в забеге на двести метров. Однажды Кевин пожаловался отцу, что я задержалась на несколько минут, и папа шлепнул меня по щекам, обеими руками одновременно, так, что его огромные ладони оставили на моем лице параллельные отметины, а звон в ушах не проходил несколько дней.

— Почему? — спросила Эзинн. — Если ты останешься и поговоришь с людьми, они поймут, что ты не зазнайка.

— Мне… нравится бегать, — повторила я.

Для большинства девочек из класса я так и осталась зазнайкой до конца полугодия, но это меня не особенно беспокоило, потому что мне нужно было вернуть первенство — а это забота поважнее. Мне казалось, что я каждый день пытаюсь удержать на голове мешок гравия. Буквы в тексте по-прежнему сливались перед моими глазами в красное месиво, и я по-прежнему видела в них дух нерожденного брата в подтеках крови. Я заучивала наизусть каждое слово, которое произносили учителя, зная, что потом ничего не пойму из учебников. После каждой контрольной у меня в горле набухал тугой ком — такой, как плохо приготовленный фуфу, — и не исчезал, пока не становились известны результаты.