Лили Марлен. Пьесы для чтения - [85]

Шрифт
Интервал
Иешуа). Я ведь спрашивала тебя о чудесах, а не об этих камнях, которые я вижу каждый день… О настоящих чудесах, когда расступаются воды ручья или когда солнце останавливается в небе, а из камня бьет вода, когда прокаженные исцеляются, хромые начинают ходить, а нищие становятся богатыми и больше не знают ни забот, ни печалей… (Глухо). Когда море и земля отдают свою добычу, а из волос исчезает седина. Когда мертвые перестают приходить к тебе во снах, а смерть оказывается изгнанной так далеко, что о ней уже никто не вспоминает… (Презрительно). Ну, что?.. Разве ты способен сделать что-нибудь похожее?


Иешуа молчит.


(Безнадежно). Я так и думала. (Медленно отходит, негромко). Просто обманщик, который только и умеет, что нести какой-то глупый вздор перед толпой оборванцев… Прощай. (Идет, чтобы взять кувшины и уйти).

Иешуа: Прощай. (С едва заметным раздражением, которое постепенно набирает силу, вслед Авиве). А тебе не кажется, женщина, что ты сама-то не очень отличаешься от тех, кто ходит за мной по дорогам Галилеи?.. Они ведь тоже все время спрашивают меня о чудесах. Стоит мне открыть рот, как они перебивают меня, чтобы узнать, могу ли я остановить солнце или накормить одной рыбой сто голодных? И при этом ни один из них ни разу не спросил, а что потом?.. Что будет после того, как солнце остановится, а все голодные будут накормлены? После того, как вся вода в этом мире превратится в вино, а все увечные побросают свои костыли?.. Они словно малые дети, которые просят, чтобы им подарили настоящего осла, не думая о том, что осла надо кормить, чистить, водить на водопой… Все хотят чудес, которые можно потрогать руками, поиграть с ними или показать их друзьям и соседям, но никто не хочет посмотреть на самого себя и стать тем, кем он есть на самом деле. (Почти срываясь на крик). Потому что если на свете и существует какое-нибудь чудо, то это чудо называется «человек»!..

Авива (повернувшись к Иешуа): Неужели? (Разводя руки в сторону). Что, и вот это тоже?.. (Негромко смеется).


Иешуа молчит.


Со стершимися от стирки руками и сбитыми ногами? С обветренными губами?.. Значит, по-твоему, это тоже чудо? Да?


Иешуа молчит.


(Сердито). Чудо, которое плюется, сплетничает, ругается, орет, жалуется, проклинает?.. Да?


Иешуа молчит.


Которое стареет, болеет и покрывается морщинами?

Иешуа (громко и раздраженно): Да. Да. Да.

Авива (кричит): Которое однажды поскорее закопают в землю, чтобы оно не мешало своей вонью еще живущим?

Иешуа (кричит): Да! Да! Да!.. Которое закопают в землю, чтобы оно не мешало тем, кто его закопал! (Смолкнув, какое-то время смотрит на Авиву, затем негромко, почти без выражения). Чудо, которое проходит через все, чтобы однажды выйти на берег реки и смыть с себя всю грязь и стать самим собой…


Небольшая пауза. Какое-то время Авива смотрит на Иешуа, затем медленно идет по сцене и останавливается у Иешуа за спиной.


Авива (негромко): Наверное, я все-таки, что-то не понимаю, проповедник… Что-то важное, что ты от меня скрываешь… Если ты, в самом деле, проповедуешь им эти глупости, то почему же тогда они ходят за тобой, словно стадо баранов?.. Или дело тут совсем не в чудесах?.. (Негромко, склонившись к Иешуа). А хочешь, я скажу тебе, почему они ходят за тобой и смотрят тебе в рот, как будто ждут, что оттуда сейчас посыплются серебряные динары?.. Я ведь догадалась об этом сама, проповедник. (Громким шепотом). Они ходят и смотрят тебе в рот, потому что ты затеваешь что-нибудь против римлян, да?.. Да?.. (Быстро оглянувшись по сторонам). Ты собираешь эту толпу, чтобы потом… потом… после… когда случится удобный момент… (Обходит стоящего Иешуа и останавливается перед ним, лицом к лицу). Ах, бродячий проповедник, бродячий проповедник… (Быстро, не давая Иешуа ответить). А не боишься кончить, как кончил Иуда Галилеянин?.. Он ведь тоже сначала притворялся мирным учителем, пока не собрал вокруг себя целую толпу народа… Но зато уж потом… (Громким шепотом). Я его видела… Почти так же близко как тебя… Он проходил по этой дороге, вместе с толпой, вооруженной ножами и палками. Они кричали, что идут освобождать Иерусалим, а народ вокруг приветствовал их и желал им победы. Это было в прошлом году, в самом конце третьего месяца. Он был настоящий герой и не боялся ни римлян, ни самого Самаэля. Потом, когда его уже распяли, все стали смеяться над ним, и проклинать его имя, и рассказывать про него всякие небылицы. А мне он понравился. Высокий, рыжий, с белой кожей. Когда он проезжал мимо на своем осле, он улыбнулся мне и помахал рукой… Ты ведь, наверное, тоже хочешь идти впереди своего войска и петь псалмы, так чтобы все слышали твой голос и кричали тебе вслед твое имя?


Иешуа отрицательно качает головой.


Ну, еще бы… Разве стал бы ты иначе собирать эту толпу, если бы не хотел вести ее за собой и ехать впереди на своем осле?.. В красном плаще, с римским мечом в руке, с которого стекала бы кровь этих язычников…


Иешуа молча выставляет перед собой ладони, словно пытаясь отгородиться от слов Авивы.


Не бойся. Я никому не скажу. Пусть даже меня повесят на кресте головой вниз. (

Продолжить чтение
Еще от автора Константин Маркович Поповский
Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.

Моше и его тень. Пьесы для чтения

"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.

Мозес

Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.

Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.

Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.

Дом Иова. Пьесы для чтения

"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".

Рекомендуем почитать
Начало хороших времен

Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.

Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.

Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.

Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.

Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.

Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!