Лили Марлен. Пьесы для чтения - [86]

Шрифт
Интервал
). Хочешь напасть на иерусалимский гарнизон?


Иешуа молчит.


Тогда, наверное, на гарнизон в Наблусе?.. Или в Тевериаде?


Иешуа молчит.


Ладно, не говори. Только имей в виду, что я, наверное, могла бы тебе чем-нибудь помочь. (Понизив голос). Если хочешь знать, у меня есть друзья, которые знают здесь все тропинки и могут достать еду и даже оружие…

Иешуа: Но я не собираюсь ни на кого нападать, женщина… С чего это вдруг пришло тебе в голову?

Авива: Не собираешься ни на кого нападать?

Иешуа: Даже и не думал.

Авива: Не хочешь освободить нашу землю от Рима?

Иешуа: Престол небесный!.. Да, что мне и тебе до Рима, женщина?.. Или это Рим стоит стеной между тобой и Всевышним?.. Неужели ты думаешь, что Святой не достучится до твоего сердца, потому что по улицам Иерусалима сегодня ходят римские солдаты?.. Плохо же тогда ты думаешь о Нем!..

Авива: Постой. Значит, ты не собираешься ни на кого нападать?

Иешуа: Ну, наконец-то!..

Авива: И не поведешь людей ни на Иерусалим, ни на побережье?

Иешуа (отрицательно качает головой, негромко): Сказать по правде, я уже устал слышать эти глупости о том, что нам надо сначала освободиться от Рима, а уже потом искать Царство Божие!.. (Садится на камень). Это ведь не шекель, закатившийся под стол и не заблудившаяся овца, которую надо разыскать до сумерек!.. Как будто у меня нет больше никакого другого дела, как только подбивать людей отдать свою жизнь неизвестно зачем, а потом вести этих сумасшедших на бессмысленную смерть… Избави меня от этого Святой.


Пауза. Авива медленно опускается на соседний камень.


(Негромко). Что?

Авива (издалека): Ничего.


Пауза. Авива и Иешуа молча сидят на камнях, глядя перед собой.


Иешуа (негромко): Сегодня не жарко.

Авива: Если бы Иуда Галилеянин рассуждал так, как ты, он не убил бы ни одного римлянина.

Иешуа: И где он сейчас, этот твой Галилеянин?.. Покажи мне его, если можешь. (Помедлив, негромко). Говорят, кресты стояли от Иерусалима до самого моря.

Авива (упрямо): Ну и что? Зато он был смел и отважен, как молодой лев.

Иешуа: Не думаю, чтобы это было слишком большим утешением для тех, чьим родным птицы выклевали глаза.

Авива: Пускай… Зато он никогда не был таким, как те проповедники, которые проповедуют, что все люди братья, а сами живут в каменных домах и не знают, что такое голод и холод… Ходил тут один, похожий на тебя, с целой кучей учеников. Проповедовал, что римляне нам братья, и поэтому мы должны платить им подати и вовремя отдавать скот и пшеницу, как будто он никогда не читал, что написано в Торе. .. А там написано – око! за око! и зуб! за зуб!..


Какое-то время Авива и Иешуа сидят молча. Небольшая пауза.


Иешуа: А ты, оказывается, хорошо знаешь Писание, женщина… Только мне почему-то кажется, что было бы гораздо лучше, если бы ты так же хорошо читала, что написано у тебя в сердце.

Авива: Можешь не беспокоиться, проповедник. Уж как-нибудь я сама разберусь, что у меня там написано. (Поднимаясь с камня). Смотри лучше за собой… (Насмешливо). Вон… Проповедуешь дуракам о небесных тайнах, а сам даже не знаешь, что у тебя на рукаве большая прореха, в которую пролезет добрый кулак… (Подходя к своим кувшинам). Разве поверит тебе кто-нибудь, что ты разговариваешь с Небесами, если ты ничего не видишь даже под своим собственным носом!..


Иешуа молчит, разглядывая порванный рукав.


(Взявшись за ручки кувшинов, поднимает их и почти сразу опускает кувшины на землю, сердито). Между прочим, мой дом вон за тем холмом… Если бы ты ни был иудеем, я бы, конечно, пригласила тебя к себе и привела бы в порядок твою одежду и дала бы тебе поесть, хоть ты, конечно, ничего этого не заслуживаешь… Вряд ли этим оборванцам, которым ты проповедуешь, что все они братья и сестры, часто приходит в голову поделиться с тобой хотя бы куском лепешки.

Иешуа (неуверенно): Хочешь пригласить меня к себе?

Авива: Я ведь сказала тебе – если бы ты не был иудеем.

Иешуа: Боюсь, ты все равно не смогла бы это сделать… Даже если бы я не был иудеем, мне кажется, это вряд ли понравилось бы тому человеку, с которым ты живешь… Кажется, его зовут Нафан, да?.. Не думаю, чтобы он обрадовался, если бы вдруг увидел нас вместе.

Авива: Глупости. Он все равно уехал сегодня к матери в Сихарь. (Резко). Откуда ты знаешь про Нафана, проповедник?.. (Медленно идет к Иешуа). Ты следил за нами?

Иешуа: Ради святого имени!..

Авива: Тогда откуда ты его знаешь?

Иешуа: А разве я сказал тебе, что знаю его?

Авива: А кто же, по-твоему, назвал сейчас его имя?

Иешуа: Боюсь, что ты просто неправильно поняла меня, женщина… Дело в том, что иногда я могу видеть чуть больше, чем видят другие. Чьи-то имена, чью-то боль, обрывки чужого прошлого… Правда, в последнее время это случается со мной не так уж и часто, но все-таки иногда случается.

Авива: Видеть больше, чем другие?

Иешуа: Не намного.

Авива: Хочешь сказать, что ты видишь то, что другие прячут и не хотят, чтобы об этом слышали чужие уши?.. Так вот значит чем ты приворожил своих оборванцев, так что они толпятся вокруг тебя, как овцы возле водопоя!.. (Напряженно). Ну, а что ты видишь про меня, проповедник?

Иешуа: Боюсь, тебе это может не понравиться, женщина… Не всем нравится, когда кто-то начинает напоминать о его прошлом.

Продолжить чтение
Еще от автора Константин Маркович Поповский
Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.

Моше и его тень. Пьесы для чтения

"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.

Мозес

Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.

Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.

Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.

Дом Иова. Пьесы для чтения

"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".

Рекомендуем почитать
Добро пожаловать в Москву, детка!

Две девушки-провинциалки «слегка за тридцать» пытаются покорить Москву. Вера мечтает стать актрисой, а Катя — писательницей. Но столица открывается для подруг совсем не радужной. Нехватка денег, неудачные романы, сложности с работой. Но кто знает, может быть, все испытания даются нам неспроста? В этой книге вы не найдете счастливых розовых историй, построенных по приторным шаблонам. Роман очень автобиографичен и буквально списан автором у жизни. Книга понравится тем, кто любит детальность, ценит прозу жизни, как она есть, без прикрас, и задумывается над тем, чем он хочет заниматься на самом деле. Содержит нецензурную брань.

Начало хороших времен

Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.

Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.

Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.

Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.

Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!