Лили Марлен. Пьесы для чтения - [73]

Шрифт
Интервал
дверях): Можете не беспокоиться. Самыми преогромными. (Исчезает).


Короткая пауза.


Сганарелль (бормочет, с грустью ощупывая пустые карманы): А при гонораре-то быть все-таки много приятнее… (Со вздохом). О, Господи, Господи… (Уходит через ту же дверь, что и Пищик).


Свет медленно гаснет.

Когда он вновь загорается, перед нами – заросшее кустарником и деревьями кладбище. В центре сцены – круглая песчаная площадка, от которой расходятся в стороны несколько аллей. За желтеющей листвой едва угадываются очертания надгробных памятников и крестов. У левой кулисы, возле самой крайней аллеи, расположена могила Командора. Сам памятник скрыт густой и еще зеленой листвой большого дуба; видна только ограда и нижняя часть мраморного постамента. У правой кулисы, за оградой, скромное, не скрытое листвой, надгробье. Это могила Франциски.

В сопровождении Сторожа появляется Дон Гуан.


Сторож (продолжая разговор): Да только, я, ваша милость, с этим никогда не соглашался. Не гоже было громоздить такую громадную статую, тем более что все знали, что покойник был хотя и соразмерно сложен, но роста вполне обыкновенного. Не Голиаф… (Звеня ключами). Попробовали бы они счищать с этого величия птичий помет, да убирать паутину, так, небось, заговорили бы по-другому. (Понизив голос). И потом мне кажется, что сам господин Командор недоволен, что из него сделали такое вот посмешище. Особенно в последнее время. (Смотрит вверх на скрытую листвой и поэтому невидимую для зрителей статуюКомандора). Ей-Богу, раньше-то у него было совсем другое выражение лица… Видите? Эти морщины на лбу. А эта складка у губ? Готов поклясться, что раньше их не было. А глаза-то, глаза? Он словно, так и ест тебя глазами. (Шепотом). Неровен час, заговорит.

Дон Гуан: А разве тебе самому никогда не хотелось поговорить с ним, старик?

Сторож: Боже упаси! Я люблю, чтобы покойник лежал смирно и не нарушал естественного хода вещей. (Перебирая связку ключей). Во всем должен быть порядок, ваша милость. Их дело лежать, да ждать Страшного суда, а наше – навещать их, да молиться. А ежели покойники начнут разговаривать или ходить туда сюда, так ведь слабонервные люди, чего доброго, подумают, что наступил конец света. (Посмеиваясь). Совсем-то я вас заболтал, ваша милость. Давайте-ка, лучше я открою вам оградку нашей маленькой Франциски. Вот уж была светлая душа, упокой ее Господь… (Идет к ограде, окружающей скромное мраморное надгробье над могилой Франциски.


Дон Гуан остается стоять на месте, по-прежнему, не отводя взгляд от статуи Командора.


(Открыв калитку в ограде). Ну, вот… Я пойду, а вы стукнете мне в окошко, когда будете возвращаться.

Дон Гуан (протягивая сторожу монетку): Возьми, старик.

Сторож: Храни Бог вашу милость. (Уходит).


Дон Гуан вновь смотрит на статую Командора. Пауза.


Дон Гуан: А старик не соврал. Ты, похоже, в самом деле, недоволен… Или это тени так легли на твое лицо? (Подходит ближе). Рад тебя видеть, приятель. (Сняв шляпу, кланяется и вновь смотрит вверх на статую, удивленно). Что такое?.. Ты, в самом деле, сердишься?.. Да, ведь не на меня же, черт возьми!… Ну, ну, остынь. Разве на небесах есть место для обид и гнева? Или существуют такие обиды, которые, не оставляют нас даже там?.. Как! Даже там?.. Скажи, пожалуйста, какая незадача… Выходит, небо совсем не так уж и далеко от земли, как нас всегда уверяли? И на руках у нас все же есть кой-какие козыри? Не смотря ни на что?.. (Опустив на мгновенье голову и затем вновь подняв лицо к статуе, серьезно). Выходит, мы не так уж и бессильны, приятель, коль умудряемся пронести с собою в Вечность наш гнев, обиду, ненависть, печаль?.. Что скажешь, Командор? (Смолкает, глядя на статую).


Короткая пауза.


Что? Ни полслова?.. Жаль… А было б интересно тебя послушать… Ну, Бог с тобой. (Отвернувшись от статуи, делает несколько шагов по сцене).


Короткая пауза.


(Вновь повернувшись к статуе, негромко). Когда бы все легло не так нелепо, я думаю, что мы нашли бы с тобой общий язык… (В смятении делает шаг назад). Что это было, черт?.. Ты мне кивнул?.. (Пятясь). Эй, эй… Ты что шалишь?.. (Негромко). Кивнул, словно старому приятелю, а заодно и напугал почти до смерти!.. Фу, черт… (С сомнением). Да нет. Не может быть. (Медленно подходит ближе,не отрывая взгляда от статуи Командора, вполголоса, напряженно). А почему бы нет?.. (Громко). Эй, ты там, наверху! Как прикажешь это понимать?.. Или ты решил ободрить старого Гуана и теперь даешь ему понять, что он не одинок?.. Ах, каменный насмешник! Уж не хочешь ли ты сказать, что если у Гуана нет друзей на земле, то они найдутся у него на небесах?.. Хотя б один?.. А это неплохая новость, черт возьми! (Положив ладонь на грудь). Я сохраню ее вот здесь, приятель… Признаться, я догадывался об этом прежде, теперь же буду знать наверняка. (Негромко). Коль это слово еще имеет смысл… (Опустив голову медленно идет к ограде Франциски, негромко). Фу, черт… А сердце так и бьется… (Вновь повернувшись к статуе, громко). Дай только срок, – я сам тебе кивну… (Опустив голову, подходит к ограде).


Короткая пауза.


(Вновь повернувшись возле ограды к статуе

Продолжить чтение
Еще от автора Константин Маркович Поповский
Фрагменты и мелодии. Прогулки с истиной и без

Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.

Моше и его тень. Пьесы для чтения

"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.

Мозес

Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.

Монастырек и его окрестности… Пушкиногорский патерик

Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.

Местоположение, или Новый разговор Разочарованного со своим Ба

Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.

Дом Иова. Пьесы для чтения

"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".

Рекомендуем почитать
Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.

Повести

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!

Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.

Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.

Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.