Лили Марлен. Пьесы для чтения - [72]
Ваша милость?
Сганарелль (негромко, погасшим голосом): То, что случилось на самом деле, молодой человек, слишком бесчеловечно, чтобы заставить трепетать сердца и служить уроком. По правде сказать, я даже не совсем уверен, что хорошо это помню
Пищик (настойчиво): А вы напрягите свою память, господин Сганарелль. (Протягивает Сганареллю деньги). Напрягите, и я уверен, что вы прекрасно все вспомните.
Сганарелль: Но только из уважения к вашей настойчивости, господин писатель… (Прячет деньги). Все дело в том, сударь, что господин Командор имел несчастие жениться на женщине весьма невоздержанной в проявлении своих чувств, чтобы не сказать больше. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду… Не проходило и месяца, чтобы она не заводила себе нового любовника, да все больше норовила выбрать из молодых, что, конечно, не могло долго оставаться секретом. Тем не менее, господин Командор, занятый своими военными подвигами, долгое время оставался относительно этого печального обстоятельства в совершенном неведении. Когда же какая-то добрая душа просветила его, наконец, насчет действительного положения вещей, то он впал в такое отчаянье, что посчитал, что единственным избавлением для него может стать только смерть… Это весьма распространенный вид безумия, как вам должно быть известно, сударь, потому что вы человек образованный. Мужчина приписывает женщине все мыслимые добродетели, какие только существуют на свете, а когда оказывается, что это, мягко говоря, не совсем соответствует действительности, то он отчего-то совершенно теряет разум, хотя, по правде сказать, ему больше пристало бы радоваться тому, что с его глаз, наконец-то, спала пелена и он может видеть истинное положение вещей… Короче говоря, сударь, когда господин Командор узнал всю правду, его жена как раз была в связи с господином Гуаном. Можете быть совершенно уверены, сударь, что случись это немного раньше или чуть позже, на месте господина Гуана оказался бы кто-нибудь другой. Но, видно, судьбе было угодно распорядиться, чтобы этим человеком стал именно он… (Смолкает, задумавшись).
Короткая пауза.
Пищик (осторожно): Что же случилось потом?
Сганарелль: А то, что и должно было случиться, сударь… Командор вызвал Дон Гуана и с легкостью позволил ему убить себя даже не поинтересовавшись, отвечает ли это желанию самого господина Гуана… Я ведь предупреждал вас, сударь, что в этой истории нет ничего поучительного.
Пищик (недоверчиво): Вы сказали, позволил себя убить?.. Неужели, это правда?
Сганарелль: Я это видел сам, сударь, и, притом, своими собственными глазами.
Пищик: Как раз в этом я не сомневаюсь… Но как же это было?
Сганарелль: Весьма обыкновенно, сударь. Сначала господин Командор сражался с господином Гуаном на равных, потому что он был превосходный фехтовальщик. Потом он стал больше защищаться, чем нападать, и, наконец, улучив момент, бросился прямо на шпагу господина Гуана, да так ловко, что почти сразу испустил дух. (Со вздохом). Бедный, бедный Командор… (Сердито). Так что, если вам придется где-нибудь услышать, что господин Гуан убил господина Командора, плюньте этому вралю прямо в лицо.
Пищик: Уж будьте спокойны. (Быстро записывает).
Сганарелль: Господин Гуан после этого лишился сна и аппетита и почти месяц не выходил из дома. Очень переживал.
Пищик (записывая): Бедняга.
Сганарелль: Теперь-то что. Дело прошлое. (Поднявшись, подходит к Пищику, решительно). Но вот, что я подумал, сударь. Что если вам напечатать в вашей газете, что господин Гуан вовсе уж не такое чудовище, каким его считает этот грубиян – зеленщик?.. Он заботливый хозяин и, ей-Богу, неплохой человек. А все эти разговоры, о том, что он сумасшедший, – так это просто какая-то ерунда… Я бы мог дать вам за это немного своего гонорара. (Достает деньги).
Пищик: Думаю, в этом нет ничего невозможного. (Берет деньги).
Сганарелль: Уж сделайте такое одолжение… А если бы вы еще упомянули, что господин Гуан не пьет, не курит и ведет весьма умеренный образ жизни, то я был бы решительно счастлив. (Протягивает Пищику деньги).
Пищик (принимая деньги): Обязательно напечатаем.
Сганарелль: Тогда нельзя ли еще добавить, что господин зеленщик и господин бакалейщик торгуют некачественным продуктом, от которых у добрых людей случаются изжога и понос? Да и господин мясник тоже. (Протягивает деньги).
Пищик (принимая деньги): Можно и это.
Сганарелль: Благодарю вас от всего сердца, сударь.
Пищик: Может быть, что-нибудь еще?
Сганарелль (доставая последние деньги): Тогда уж напечатайте заодно, что его старый слуга – добрый малый и умеет неплохо готовить. А вот Лепорелло, так тот, напротив, порядочный повеса. Можете себе представить, сударь – грязные руки вытирает прямо о штаны.
Пищик (забирая у Сганарелля деньги): Напечатаем и про штаны.
Сганарелль: Я бы обгонорарил вас еще, да, боюсь, эти были последние.
Пищик: Тогда не стану вас больше задерживать. Прощайте, господин Сганарелль. (Раскланявшись, направляется к двери).
Сганарелль: Прощайте, господин писатель. (Вслед Пищику). Да, напечатайте все это большими буквами, чтобы все обратили внимание!
Пищик (
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.
Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.