Лили Марлен. Пьесы для чтения - [70]
Вбегает Лепорелло. В его руках – плащ и шляпа.
Сганарелль: Ах, ваша милость, ваша милость…
Лепорелло помогаетДон Гуанунадеть плащ.
(Уныло). Закройте хоть лицо.
Лепорелло (вслед уходящему Дон Гуану): Да, глядите, чтобы вашу милость не продуло.
Дон Гуан уходит.
Сганарелль (сокрушенно): А ведь я его почти уговорил… (Идет к двери, через которую только что ушел Дон Гуан). Пойду, запру двери. (Лепорелло). А ты иди через черный ход… (Сердито). Да, смотри, не отставай от него ни на шаг!.. Слышишь? Ни на шаг! (Уходит).
Подойдя к столу, Лепорелло цепляет вилкой остатки макарон и отправляет их себе в рот. В этот момент в кабинет сначала заглядывает, а потом входит молодой человек с несколько нагловатым и, вместе с тем, застенчивым, выражением лица. Это – Рудольф Пищик, репортер одной из городских газет. Занятый макаронами, Лепорелло его не видит.
Пищик (подходя ближе, нерешительно): Приятного аппетита, господин Гуан…
От неожиданности Лепорелло давится макаронами, и кашляет, схватившись за горло.
(Хихикая). Ох, простите меня! (Быстро стучит Лепорелло по спине). Так лучше?
Лепорелло (откашлявшись): Довольно!.. (Подозрительно разглядывая гостя). Какого черта вы тут делаете?
Пищик: Не сердитесь, господин Гуан. Моя фамилия – Пищик. Рудольф Пищик из «Веселой пчелы». (Застенчиво улыбаясь). Вы не станете вызывать полицию?
Лепорелло (обходя вокруг гостя): А уж это зависит от того, зачем вы сюда пожаловали, господин пчеловод.
Пищик: Прошу вас, господин Гуан! (Быстродоставая блокнот и ручку). Всего лишь несколько слов для нашей газеты. Читатели просто умирают от любопытства…
Лепорелло: Кто это вам сказал, что я Гуан? Господина Гуана, как видите, сейчас нет, и, сказать по правде, я что-то не совсем уверен, что он обрадуется, если вы попадетесь ему на глаза.
Пищик: Разве господин Гуан уже не находится под домашним арестом? (Берясь за перо). Это новость…
Лепорелло (сердито): Постойте, господин писака. Что, разве я вам сказал, что господина Гуана нет дома? Его нет в этой комнате, а это, черт возьми, не одно и то же! (Поворачиваясь к Пищику спиной, про себя, озабоченно). Что же теперь делать?
Пищик (в спину Лепорелло): Надеюсь, это не помешает мне его увидеть, сударь?
Лепорелло: Господина Гуана? (Заложив руки за спину, идет по сцене).
Пищик: Господина Гуана, сударь.
Лепорелло: Нашего дорогого господина Гуана?
Пищик: Ну, да, сударь.
Лепорелло: Самого господина Гуана?
Пищик: Вы сделаете мне большое одолжение.
Лепорелло: Вы так хотите его видеть?
Пищик: Непременно хочу, сударь!
Лепорелло (возвращаясь): Господина Гуана?
Пищик (с недоумением): Ах, сударь!
Лепорелло (которому, похоже, пришла в голову какая-то мысль): Знаете, что я вам скажу? (Остановившись перед Пищиком, какое-то время, прищурившись, смотрит на него).
Короткая пауза.
Вы его увидите.
Пищик: Покорнейше вас благодарю.
Лепорелло: Но только вот, что я вам должен сказать, господин бумагомаратель. (Поманив к себе Пищика, заговорщицки). Идите сюда.
Подойдя, Пищик наклоняется к Лепорелло.
(Вполголоса). Имейте в виду, – разговаривать с господином Гуаном дело не простое. Он скрытен, нелюдим, подозрителен и, к тому же, доложу вам, страшно обидчив. Кроме того, сударь, он приходит в ярость, когда посторонние называют его Дон Гуаном, и предпочитает называть себя чужими именами и говорить о себе в третьем лице. А уж, если бы вы только знали, как его трудно разговорить!.. Словом, будьте каждую минуту начеку.
Пищик: Обещаю вам, что я все это непременно учту. (Обернувшись к двери). Это его шаги?
Лепорелло: Как же. Его. (Торопливо). Да, не забудьте самое главное. (Громким шепотом). Говоря между нами, этот господин Гуан страсть как любит деньги… Дайте ему немного. Да не скупитесь, не скупитесь! Иначе ничего не узнаете.
Сганарелль (появляясь в дверях, Лепорелло, сердито): Ты еще здесь?
Пищик: Разве?.. (Убегая, выразительно в сторону Сганарелля). Господин Гуан…
Сганарелль: Что такое?
Лепорелло (тихо, Пищику): Так не забудьте… (Исчезает).
Короткая пауза, в продолжение которой Сганарелль и Пищик изучают друг друга.
Пищик (робко): Господин Гуан…
Сганарелль: Я не Гуан.
Пищик: Ах, простите меня, ваша милость!.. Умоляю вас. Всего несколько слов для нашей газеты.
Сганарелль: Для какой такой еще газеты? (Подозрительно). Это Лепорелло вам сказал, что я Гуан?
Пищик: Да, нет же, ваша милость, это я сам ошибся… Скажите, это все ваши книги?
Сганарелль: Это книги господина Гуана. (Подозрительно). Это Лепорелло вас впустил?
Пищик: Нет, это я сам вошел.
Сганарелль: Не знаю, кто вы такой, сударь, но только хозяин будет очень недоволен.
Пищик (роясь в карманах): Позвольте же мне поскорее сгладить это неприятное впечатление. (Достает деньги). Разумеется, в меру моих слабых возможностей.
Сганарелль (глядя на деньги): Что это?
Пищик: Это? (Хихикает). Деньги.
Сганарелль: Разве вы хотите дать мне денег?
Пищик: А разве нет, господин…э-э…
Сганарелль: Сганарелль… Приятно слышать, что тебя называют господином… Вы всем раздаете деньги?
Пищик: Ну, что вы! Только тем, кто отвечает на мои вопросы. Это называется «гонорар».
Сганарелль (забирая из рук Пищика деньги): Премного вам благодарен, сударь… Если вы хотите меня о чем-нибудь спросить, то валяйте.
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.
Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.
Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.