Лили Марлен. Пьесы для чтения - [41]
). Между нами говоря, хорош цветочек, ничего не скажешь…
Дон Гуан (не без удивления): Это я сказал?
Лепорелло: Так там, кроме вашей милости и этой рыжей, никого больше и не было, сударь. (Откашлявшись, тонким голосом). «Надеюсь, вы по достоинству оцените мой поступок, потому что я собираюсь отдать вам самое дорогое, что есть у девушки?» (Своим голосом). Догадываетесь, чего она вам собирается отдать?
Дон Гуан: Более или менее.
Лепорелло (тонким голосом): «Когда девушка отдает это, сударь, она вправе рассчитывать получить взамен кое-что другое». (Делает вид, что смущен).
Дон Гуан: Другое?
Лепорелло (входя в роль): До чего же вы непонятливы!.. (Капризно). Ну, другое, другое…
Дон Гуан: Денег, может быть? (Спохватившись). Простите, сударыня. (Раздраженно). Не знаю.
Лепорелло (млея, тонким голосом): Просыпаться каждое утро в одной постели. Гулять, взявшись за руки. Читать одни и те же книги. Встречать гостей. (Выходя из-за стола). И так – изо дня в день, из года в год. Идти по жизни, связав себя священными узами Гименея. (Мечтательно закрыв глаза, тянется к ДонГуану). Идти, идти, идти…
Дон Гуан (отходя в сторону, холодно): Побойтесь Бога, сударыня. Если бы я женился на всех потаскушках, которые стучались в мою дверь, то в городе не осталось бы ни клочка бумаги. Вся бы она ушла на брачные объявления.
Лепорелло (своим голосом): Э, нет, ваша милость. Этого вы не говорили.
Дон Гуан: А что же я, по-твоему, говорил?
Лепорелло: Вы узнаете об этом, если положитесь на мою память… Вы сказали: «Не прежде, чем вы предоставите мне веские доказательства вашей любви»… (Значительно). Веские, сударь.
Дон Гуан: Какая у тебя неприятная память!.. (С отвращением). Веские… Да нет, должно быть, я просто пошутил. Это была шутка и ничего больше.
Лепорелло: Вот-вот, ваша милость. Именно так я и подумал. Жаль только, что у этой рыжей не хватило чувства юмора, чтобы оценить вашу шутку по достоинству. (Понизивголос). Может быть, ваша милость запамятовали, но вместо этого бедняжка, не откладывая, поторопилась немедленно предоставить вам все мыслимые доказательства своей любви.
Дон Гуан: И ты, конечно, все видел, негодяй!
Лепорелло: Опосредствованно, сударь, опосредствованно.
Дон Гуан: Чтобы ты провалился вместе с твоим опосредствованием и как можно глубже!.. (Повернувшись спиной к Лепорелло, не спеша идет по сцене).
Короткая пауза.
(Не оборачиваясь). И, пожалуйста, не надо на меня смотреть так, словно я покусился на Бог весть какую драгоценность. (Возвращаясь, ядовито). Если уж на то пошло, то я не получил ровным счетом ничего из того, что грозилась отдать мне эта не в меру бойкая девица.
Лепорелло не без ехидства смотрит на Дон Гуана.
(Сердито). Я говорю об обещанном, скотина!.. О том бесценном, чем дорожит каждая уважающая себя девушка.
Лепорелло (сообразив, тонким голосом): Ах, об этом!.. (Игриво). Ну, какое это может иметь теперь значение!
Дон Гуан (сухо): Огромное, сударыня.… Если одна из договаривающихся сторон не соблюдает условий договора, то, другая вправе немедленно отказаться от всех своих обязательств. (С поклоном). Посему примите мои самые искренние сожаления.
Лепорелло потрясен. Короткая пауза.
Ну, что тебе еще?
Лепорелло (тонким голосом, потрясенно): Дон отказывается жениться?
Дон Гуан: Во всяком случае, не в ближайшие тридцать лет.
Лепорелло (подавлен, тонким голосом): Негодяй…
Дон Гуан: Это ты мне?
Лепорелло: Отвратительное чудовище! (Театрально). Я убью его! Убью! Убью! (Схватив тряпку, которой он вытирал оружие, наступает на Дон Гуана).
Дон Гуан (отступая): Что за черт!.. (Уворачиваясь от тряпки). Эй, сударыня!.. Сударыня… У меня нет привычки драться с женщинами!
Лепорелло (продолжая размахивать тряпкой): Обмануть невинную девицу! Заманить ее в свои сети! (Кричит). Коварный соблазнитель!
Дон Гуан: Какую еще, к черту, девицу! (Отступает от наседающего Лепорелло). Да, отвяжись же, потаскуха!..
Лепорелло: И он еще смеет называть меня потаскухой! (Совершенно забывшись, яростно размахивая тряпкой, пытается хлестнуть Дон Гуана). Получи-ка! Получи-ка! Получи-ка!
Дон Гуан (отступая от Лепорелло за стол): Довольно!.. Да, остынь же, черт побери!.. Я все вспомнил.
Лепорелло (разгоряченно): Что? Как она вцепилась вам в волосы?
Дон Гуан: Говорю же тебе – все!
Лепорелло: Тогда скажите мне, что она сделала с вашим париком?
Дон Гуан (поправляя одежду): Не твое дело… Швырнула его в окно.
Лепорелло: О! Так, значит, память к вам вернулась?
Дон Гуан: (не сразу, глухо): К несчастью, друг мой, она меня никогда не покидала. (Садясь в кресло за стол). Боже мой, какая же это была дрянная и склочная бабенка! (Помолчав, негромко). Впрочем, видит Бог, ничуть не хуже остальных…
Лепорелло: Ну, уж тут, сударь, вы виноваты сами. Зачем было ей писать? Ухаживать? Дарить цветы?.. Ей-Богу, на эти деньги вы могли каждый день обедать в «Элизиуме».
Дон Гуан: Ты спрашиваешь «зачем»?.. Зачем… Да, затем, что я был молод, черт возьми, а в молодости все выглядит немного по-другому… К тому же пока женщина не открыла рот, тебе и в голову не может прийти ничего предосудительного. (Помолчав, мягко, словно сам с собой
Кажущаяся ненужность приведенных ниже комментариев – не обманывает. Взятые из неопубликованного романа "Мозес", они, конечно, ничего не комментируют и не проясняют. И, тем не менее, эти комментарии имеют, кажется, одно неоспоримое достоинство. Не занимаясь филологическим, историческим и прочими анализами, они указывают на пространство, лежащее за пространством приведенных здесь текстов, – позволяют расслышать мелодию, которая дает себя знать уже после того, как закрылся занавес и зрители разошлись по домам.
"Пьесы Константина Поповского – явление весьма своеобразное. Мир, населенный библейскими, мифологическими, переосмысленными литературными персонажами, окруженными вымышленными автором фигурами, существует по законам сна – всё знакомо и в то же время – неузнаваемо… Парадоксальное развитие действия и мысли заставляют читателя напряженно вдумываться в смысл происходящего, и автор, как Вергилий, ведет его по этому загадочному миру."Яков Гордин.
Роман «Мозес» рассказывает об одном дне немецкой психоневрологической клиники в Иерусалиме. В реальном времени роман занимает всего один день – от последнего утреннего сна главного героя до вечернего празднования торжественного 25-летия этой клиники, сопряженного с веселыми и не слишком событиями и происшествиями. При этом форма романа, которую автор определяет как сны, позволяет ему довольно свободно обращаться с материалом, перенося читателя то в прошлое, то в будущее, населяя пространство романа всем известными персонажами – например, Моисеем, императором Николаем или юным и вечно голодным Адольфом, которого дедушка одного из героев встретил в Вене в 1912 году.
Патерик – не совсем обычный жанр, который является частью великой христианской литературы. Это небольшие истории, повествующие о житии и духовных подвигах монахов. И они всегда серьезны. Такова традиция. Но есть и другая – это традиция смеха и веселья. Она не критикует, но пытается понять, не оскорбляет, но радует и веселит. Но главное – не это. Эта книга о том, что человек часто принимает за истину то, что истиной не является. И ещё она напоминает нам о том, что истина приходит к тебе в первозданной тишине, которая все еще помнит, как Всемогущий благословил день шестой.
Автор не причисляет себя ни к какой религии, поэтому он легко дает своим героям право голоса, чем они, без зазрения совести и пользуются, оставаясь, при этом, по-прежнему католиками, иудеями или православными, но в глубине души всегда готовыми оставить конфессиональные различия ради Истины. "Фантастическое впечатление от Гамлета Константина Поповского, когда ждешь, как это обернется пародией или фарсом, потому что не может же современный русский пятистопник продлить и выдержать английский времен Елизаветы, времен "Глобуса", авторства Шекспира, но не происходит ни фарса, ни пародии, происходит непредвиденное, потому что русская речь, раздвоившись как язык мудрой змеи, касаясь того и этого берегов, не только никуда не проваливается, но, держась лишь на собственном порыве, образует ещё одну самостоятельную трагедию на тему принца-виттенбергского студента, быть или не быть и флейты-позвоночника, растворяясь в изменяющем сознании читателя до трепетного восторга в финале…" Андрей Тавров.
"По согласному мнению и новых и древних теологов Бога нельзя принудить. Например, Его нельзя принудить услышать наши жалобы и мольбы, тем более, ответить на них…Но разве сущность населяющих Аид, Шеол или Кум теней не суть только плач, только жалоба, только похожая на порыв осеннего ветра мольба? Чем же еще заняты они, эти тени, как ни тем, чтобы принудить Бога услышать их и им ответить? Конечно, они не хуже нас знают, что Бога принудить нельзя. Но не вся ли Вечность у них в запасе?"Константин Поповский "Фрагменты и мелодии".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История одной ночи двоих двадцатилетних, полная разговоров о сексе, отношениях, политике, философии и людях. Много сигарет и алкоголя, модной одежды и красивых интерьеров, цинизма и грусти.
Роман Флоры Олломоуц «Серебряный меридиан» своеобразен по композиции, историческому охвату и, главное, вызовет несомненный интерес своей причастностью к одному из центральных вопросов мирового шекспироведения. Активно обсуждаемая проблема авторства шекспировских произведений представлена довольно неожиданной, но художественно вполне оправданной версией, которая и составляет главный внутренний нерв книги. Джеймс Эджерли, владелец и режиссер одного из многочисленных театров современного Саутуорка, района Национального театра и шекспировского «Глобуса» на южном берегу Темзы, пишет роман о Великом Барде.
Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.
Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.