«Лили Марлен» и другие. Эстрада Третьего рейха [без иллюстраций] - [50]

Вопреки расхожему мнению, членство в гитлерюгенде в первые годы национал-социалистической диктатуры формально не было обязательным, хотя в истории, наверное, есть только несколько примеров, когда подростки отказывались вступать в эту национал-социалистическую молодежную организацию. Впрочем, «обязаловка» отнюдь не мешала Имперскому руководству молодежи осознавать тот факт, что для укрепления своих позиций в крупных городах надо было предлагать молодежи некую культурную программу, в том числе и танцы. Увлечение свингом идеально подходило для этого, если бы не одно «но»… Танец считался символом американского, «дегенеративного» образа жизни, к тому же он был связан с «наихудшими» проявлениями джазовой музыки. По этой причине предпринимались попытки использовать новые немецкие бальные танцы, исполнение которых сопровождалось игрой на мандолине, цитре, гармошке и блок-флейте. Устроители подобных танцевальных вечеров вряд ли могли предположить, что результаты будут совершенно иными, нежели изначально планировалось. Вместо того чтобы активно участвовать в мероприятиях гитлерюгенда, многие городские мальчишки и девчонки предпочитали проводить время в танцевальных залах, где изучали свинг. Последующее развитие событий и вовсе вышло из-под контроля руководства национал-социалистической молодежной организации.

Когда в 1938 году началась цепь событий, то никто не мог предположить, чем она закончится. В Гамбурге складывается небольшая культурная община, в которой объединительным моментом становится изучение свинговых танцев. Впрочем, Гамбург был не единственным городом, где можно было наблюдать подобный процесс, нечто подобное было во многих крупных и средних городах Германии, но в Гамбурге этот культурный процесс был наиболее ярким и отчетливым. Истинные любители джазовой музыки весьма пренебрежительно относились к танцевальным вечеринкам «писнелькен», как пренебрежительно бюргеры иногда называли молодежь, танцевавшую свинг. Многие полагали, что молодежь была увлечена джазом не как искусством, а лишь как возможностью праздного времяпровождения в танцах. Именно по этой причине со временем «свинг-югенд» стал восприниматься как некое политическое явление. Показательно, что название этой молодежной субкультуре было дано партийными органами. Именно они с некоторой тревогой в 1938 году стали обращать внимание на «свинг-хайнис», «свинг-дураков». Сами же молодые люди предпочитали называть себя на американский манер «свинг-боями» и «свинг-бэби». Поначалу их политическое значение ограничивалось тем, что они полностью игнорировали введенный с началом Второй мировой войны запрет на танцевальные вечеринки, где бы исполнялся свинг.

Подобные запреты на танцы налагались одновременно с существенными ограничениями на исполнение свинговой музыки. Обычно подобные запреты были инициативой местных властей, что находило поддержку в Берлине. Судя по всему, Геббельс не хотел связывать свое имя с подобными не самыми популярными мерами. Первое подобное распоряжение было издано Имперской театральной палатой для гау Эссен и властями Дюссельдорфа. Поводом для этого стала работа винного погребка «У Тони», где фактически постоянно играл джаз. В ноябре 1937 года было решено положить конец «этому безобразию». После данного случая с аналогичной инициативой выступил начальник полиции Фрайбурга. Поначалу запрет на свинговые танцы был временным — он должен был длиться всего полгода. Но затем партийные власти Бремена и гау Везер-Эмс наложили полный запрет на свинг как танец. В начале 1939 года запрет на свинговые танцы был введен в Оснабрюке и в Руре. К лету 1939 года подобные запреты действовали почти на всей территории рейха. Чтобы не попасть в щекотливое положение, партийные и государственные органы привлекали к мерам по осуществлению данного запрета части вермахта, СС, Немецкого трудового фронта, национал-социалистические студенческие организации. Дольше всего с принятием репрессивных мер «тянуло» Имперское молодежное руководство. В первой половине 1939 года в гитлерюгенде все еще надеялись что удастся реализовать программу «новых немецких танцев». Но ожидания были тщетными. Пришлось признать что все усилия в данном направлении были тщетными, а потому надо было прибегать к запретам.

В Берлине первые вывески о том, что свинговые танцы были запрещены, появились в 1938 году на здании дворца танцев Эрхарда Баушке «Мока Эфти». Поначалу замечания танцующей публике должны были делать официанты. Но их вежливые замечания в большинстве своем не возымели никакого действия. Между тем в клубе «Император» все кресла были заполнены. Свинговый оркестр Корни без каких-либо оглядок открыто мог объявить следующий танцевальный номер: «Я танцую свинг с фройляйн Молли». Нередко объявлялись композиции на английском языке: «Ну, потанцуй же со мной свинг, любимая» («Come, Dance Swing Time With Me, My Darling»). Эта песня была впервые исполнена в августе 1937 года Билли Бартоломью в клубе «Одеон».

В данных условиях Геббельс осознавал все несовершенство политики запретов. Во-первых, они накладывались на свинговые танцы самыми различными политическими и государственными организациями, говорить о каких-то централизованных мерах не приходилось. Некоторые из органов, накладывавшие запрет, даже не считали нужным проконсультироваться с министерством пропаганды или с Имперской палатой культуры. Во-вторых, до начала Второй мировой войны нарушение данных запретов не приводило к сколько-либо серьезным последствиям. В этой связи Геббельс полагал, что лучше было бы вообще не накладывать запретов, если их нарушение никак не каралось. После того как в министерстве пропаганды оказалось огромное количество жалоб «от бдительных товарищей», которые «сигнализировали» о постоянном нарушении запрета на исполнение свинговых танцев в тех или иных клубах и ресторанах, Геббельс весной 1939 года поручил Петеру Раабе и Паулю Гренеру подготовить соответствующее распоряжение. Все танцевальные мероприятия должны были стать «благонадежными». Как можно было осуществить на практике подобный культурно-политический заказ, для нас до сих пор остается секретом.