Лили и море - [96]

— Подходит?

— Да, — отвечаю я шепотом, — устроит.

— Поделим, — говорит он. — Мы, наверное, выловили тысячи четыре фунтов? Без сомнения, больше, значительно больше. Мы поделим.

— Спасибо, Джон…

Я переступаю поручень корабля «Индейский ворон», мой непромокаемый плащ свернут в мешок для мусора, палуба пуста, радио включено, дверь открыта. Я взбираюсь по лестнице и выхожу на набережную. Я бегу большими шагами, мои ноги увлекают меня, практически не подчиняясь мне, гибкие и мощные, передо мной чайки, порт, я бегу, туманное небо и ветер. И ликероводочный магазин, и бар, я продолжаю бежать, корабль «Дженни» стоит у причала. Скрим вернулся. Я переступаю перекладину и, обессиленная, стучу в окно. Он выходит и улыбается мне:

— Ну как, малыш, хорошо порыбачила?

— Посмотри на мои руки, — говорю я на одном дыхании.

Он сжал в своих руках мои распухшие руки.

— Хорошая девочка… Заходи выпить стаканчик, я угощаю.

Мы входим в бар «У бочонка». Он битком набит орущими людьми. Я иду к стойке с высоко поднятой головой. Кладу перед собой свои прекрасные руки рыболова — пятерни, которые я не могу даже согнуть. Я не боюсь никого и пью, как настоящий рыбак. Завтра будут Гавайи и великий моряк.

Лили, любовь моя, ты не получишь это письмо, если завтра сядешь в самолет. Во всяком случае это не важно. Сегодня я бросаю работу на лесопилке и уезжаю в поисках дешевого жилья в доках Гонолулу. Работа здесь низкооплачиваемая, мало рабочих часов. Парень, на которого я ишачил, имел в моем лице наилучшего из работников нашей развитой страны, но не смог оценить это. Если ты прибудешь до моего отъезда, я сделаю то, чего желаю больше всего на свете — быть с тобой, но до того, как мы встретимся, если однажды это произойдет, ищи меня в жалких маленьких кафешках, в стриптиз-барах, в очередях за бесплатным супом для бедняков на Тихом океане — я возвращаюсь рыбачить.

Я не знаю еще, где и когда я взойду на корабль. Денег в моем чеке должно хватить на то, чтобы сесть в самолет до Оаху, найти маленькую комнату и остаться там на неделю. Затем у меня не останется ничего. Только голод заставит вернуться к рыбной ловле. Не составляет никакого труда выписать себе, что бы то ни было, денежный чек на еду или ром. Я счастлив. Без денег, без работы, скоро без жилья, но со своим единственным убеждением — надо жить.

Я предпочел бы вернуться, когда откроется сезон рыбной ловли на палтуса. Но слишком мало времени, недостаточно денег. Один парень говорил мне о широкой операции, связанной с рыбной ловлей в водах Сингапура (возможно, отложенной на более поздний срок). Я еще никогда не пересекал экватор на корабле, не плавал дальше ста восьмидесяти градусов.

Лили, я очень хотел бы, чтобы ты приехала. Ты та единственная, кто еще сможет заставить меня измениться, изменить то, к чему мне нужно идти. Я буду ждать тебя долго. Мне надо выезжать немедленно. Ты в моих мыслях. Всегда. Я буду держать тебя в курсе событий. Наверное, соберусь поработать несколько дней на местном корабле. Возможно, сможем еще встретиться, снять плохонькую маленькую меблированную квартиру в Вайкики или в Чинатаун, и попытаться сделать ребенка — нашего сладкого бэби. Ты, естественно, получишь новости обо мне на следующую неделю после моих поисков корабля, на который можно сесть. Надеюсь, кто-то мне скажет: “Подымайся, покидаем порт менее чем через час”. Ищи меня в Оаху, на торгах от Сьюзан. Береги себя, я буду держать тебя в курсе событий. Джуд.

Паром кричит ночью, словно зовет меня: «Приезжай, Лили, приезжай»…

А я прикована к порту. Корабли уходят и приходят. Великий моряк пишет мне из Гонолулу:

«Приезжай, Лили, приезжай, мы наконец его сделаем — нашего сладкого маленького бэби».

А я связана с доком, словно больной корабль. Сижу на набережной, позади меня простирается улица, там прачечная самообслуживания, помещение с очень дорогим душем, кафетерий с миленькими официантками, немного дальше бар и ликеро-водочный завод перед рыболовным промыслом «Аляска Сиафуд». Передо мной находится порт, флотилия кораблей, которые уходят и приходят. Орлы планируют в очень белом небе, чайки снуют туда-сюда и кричат, насмехаются или стонут, крики, которые они издают, пронзительные и надоедливые, усиливаются, чтобы умереть в печальном звучании.

Я прислуга без работы, которая смотрит, как уходят корабли, как рождается и умирает приливная вода, которая слушает как автомобильный паром громко ревет два раза в неделю: «Приезжай, Лили, приезжай».

Перечитай письма великого мореплавателя, черкни ответ на обратной стороне старого листка, испачканного жиром и пивом.

«Лили, любовь моя, приезжай посмотреть на чаек, орлов и на корабли».

Остров заключил меня в объятия из черных скал. Зеленая петля молчаливых и голых холмов властвует надо мной. Кипрей с цветами колышется, как сиреневый морской прилив-отлив.

Тень моряка, который лег на меня, не покидает меня с тех пор, как темной ночью он уехал на белом пароме во время очень мягкого дождя. Она идет рядом со мной, когда я не спешу, по этим улицам, заполненным большими людьми в сапогах, которые идут от одного корабля к другому, затем от одного бара к другому, равномерно покачиваются, покидая бар, и возвращаются к морю четким и пружинистым шагом.