Лили и море - [32]

Шкипер вышел из сортира. Он распределяет людей на вахту. Один за другим мы исчезаем в каюте. Воздух здесь теплый и спертый. Завернувшись в спальные мешки и прикрывшись грязным барахлом, еще мокрым, мы вытягиваемся на койках, лицом в темноту, руки за голову. И, хотя мы напряжены, мы тут же засыпаем. Я погружаюсь в сон, глядя, как спит Джуд. Я смотрю на лежащую фигуру, которая сотрясается от кашля, не свожу взгляда с его груди, которую разрывают эти жестокие приступы, слышу его дыхание, смешанное с запахом спирта и ветра. Ночь скрывает мое лицо. Обожженное лицо, которого я не боюсь, и никто не может догадаться о моем взгляде в тени. Волны убаюкивают меня, и я качаюсь на них. Если высокий тощий парень захочет, это будет продолжаться всегда, вперед к черному океану, к Беринговому морю.

У меня достаточно сил, чтобы забыть о прежней жизни и умереть ради короткой, но яркой жизни на износ, которая полирует меня, словно кристалл, оставив только море, море во мне, море подо мной, вокруг меня, и человека-льва из плоти и крови, который возвышается над волнами, стоя на палубе, его грязная грива развевается на ветру, когда гудят ванты, безумно кричат чайки, которые закручиваются вихрем, поднимаются ввысь и ныряют в море, когда ветер то усиливается, то затихает.

— Твоя очередь… Ты везучая… — Дэйв будит меня, тряся довольно нежно. Да. Я встаю сразу же.

— Я везучая, я везучая… — шепчу я в полудреме.

— Следующим будет Саймон, — сказал Дэйв перед тем, как залезть на свою койку.

— Да. Да…

Я спотыкаюсь о кучу одежды, носков, сапог. Я не потрудилась сложить свои вещи. Кроме того, они влажные. На автомате я бреду в рубку, наталкиваясь на стены. Я должна все-таки идти туда. Я иду, засыпая на ходу. Я прихожу в себя буквально перед пультом управления судном. Яркое пятно на экране радара указывает на корабль, который далеко позади нас. Ночь темна. В три часа небо будет уже светлее. Саймон увидит свет зари, красную полосу на горизонте, которая будет расти, пока не станет светло-оранжевой. Я с силой тру лицо, сжимаю и разжимаю веки, чтобы окончательно проснуться. Давление моих пальцев ослабевает. Встаю. Кладу на стол карту. Я смотрю на волны, разбиваемые форштевнем. У этой неустойчивой бесконечной глади моря нет ни начала ни конца. Мы движемся в черном бархате ночи. Небо и море сливаются друг с другом. Если поменять их местами, то пена, сверкающая по бокам судна, была бы Млечным Путем. Но я снова пытаюсь заснуть. Я тру глаза и двигаю то одной, то другой ногой. Я хватаю морскую карту за креслом. На пол рулевой рубки падает журнал. Я наклоняюсь, чтобы поднять его: с глянцевой страницы на меня смотрит голая девица, ноги ее раздвинуты. Вот тебе и подружка для тех, кто сейчас на вахте. Я откладываю журнал и убираю карту. Наблюдатель спит как младенец в углу возле лестницы. Яркое пятно на экране радара отодвинулось, берег едва виден.

Я спускаюсь в машинное отделение. Когда я открываю дверь, в уши врывается оглушительный шум. Вспомогательный двигатель запущен. Не обнаружено никакой воды в глубине трюма. Я хватаю солидолонагнетатель. Они сказали мне делать это трижды. Я наношу пять капель на смазочное устройство вала.

Я осматриваю палубу. Ничего не изменилось, баки хорошо расставлены. Я наливаю себе некрепкий кофе, беру из ящика плитку горького шоколада. Я возвращаюсь в рубку. Там значительно лучше, холодный ветер действует на меня хорошо. Наблюдатель перевернулся во сне. Я вижу только его спину, белокурую прядь волос, одну ногу, выглядывающую из-под одеяла. Я сижу в глубоком кресле, гораздо более комфортном, чем кресло, на котором я сидела накануне. Я смотрю на радар. Это большая черная точка. Там нет ничего, исключительно центральная точка, мы, как точки поменьше, которые иногда мигают. Глоток горячего кофе, я кусаю шоколад. Мужчины спят, судно движется вперед, весь мир может спать — я бодрствую. Но все ли спят в Кадьяке? Открыт ли еще бар? Мужчины, которые сидят у стойки бара, они вопят, старые индейцы смотрят на далекий мир, качая головами, сигареты в их морщинистых руках, они подносят их к губам утонченным и медленным движением, возможно, они пьяны, они раскачиваются ритмично на деревянных скамейках… На мысе Барроу ночь еще не наступила. Солнце взошло на небе задолго до того, как оно коснулось горизонта. Во Франции уже наступил день. Отсюда я могу любить их всех без страха. Я говорю с ними таким низким голосом, что даже наблюдатель не может меня слышать. К тому же он спит. Судно рассекает темный океан. Уже на горизонте рассветает, линия, похожая на кровь, расширяется, теперь очередь Саймона…

— Пора поднимать оборудование, ребята! Отрывайте ваши задницы, пойдем.

Я иду первой. Шкипер уже на месте, рука на рычаге управления. Ребята надели плащи. Я заняла место Джуда у фальшборта, справа от шкипера. Буй и радиомаяк приближаются, на этот раз именно я должна их схватить. Борясь с кипучими волнами, сжимая канат на расстоянии вытянутой руки, я без колебаний собираюсь прикрепить буйреп. Я приближаюсь настолько, насколько могу. Масса воды неистово ударяет по корпусу. С глухим стуком волны пытаются разбить стальной корпус. Шкипер направляет нас к бую. Я наклоняюсь дальше. Если Джуд не поможет, мне придется действительно захватить буй самой. Ледяная пощечина ударяет меня в лицо. Я ахнула, мгновенно лицо стало мокрым.