Лили и море - [31]

Дэйв смеется.

— Ты не изменишься.

Боб Сежер снова включил магнитофон. Звучит «Fire Inside» — «Огонь внутри».

— И полный стакан виски с кофе… Это было бы весьма неплохо, — продолжил Джуд.

— Или с коньяком, — добавляет Саймон.

— Для меня это был бы завтрак, — говорю я.

— Она думает только о том, чтобы пожрать, — говорит Дэйв смеясь. Но это правда, скоро будет три часа. Это — самое время.

Наблюдатель замерз и возвратился.

— Я полагаю, что он также ждет обеда, — шепчет Саймон.

Мы выпили кофе. Я выкуриваю сигарету и снова надеваю перчатки.

— У нас закончилась наживка. Кто за ней сходит?

— Я иду туда.

Я проскальзываю за Саймоном. Я сажусь на корточки и снимаю металлический засов, тяну тяжелую железную крышку.

— Я могу тебе помочь, — говорит Саймон.

Я пожимаю плечами. Я прыгаю в люк отсека, в котором хранятся кальмары. Колотый лед стал крепким. Коробки смерзлись. Я прошу, чтобы мне дали лом. Усевшись на корточки на скользком, замерзшем полу и качаясь справа налево, я пытаюсь высвободить замороженные картонные коробки. Мои пальцы теряют гибкость. Я испытываю боль. Нарастающая во мне радость побеждает, безудержный смех, возможно, опьянение ледяными глубинами. Я поднимаю коробки, удерживая их на вытянутой руке.

— Эй, Саймон! Это тяжело!

— Я иду, душечка…

Я поднимаюсь из трюма. Джуд протягивает мне руку.

— Ну и что же ты увидела такого забавного в этой черной дыре?

Я смеюсь. Я снимаю перчатки и дышу на замороженные пальцы. Я обнаруживаю кусочек шоколада, который прячу в рукав. Я собираюсь помочь Саймону разделывать кальмаров.

Мы возвратили назад три секции крючковых снастей. Дэйв спустился замораживать рыбу. Саймон колдует у плиты. Джуд и я драим палубу. Он работает молча, не говоря ни слова, капюшон его свитера, горловину которого он обрезал ножом, опущен. Я все еще не осмеливаюсь смотреть на него, когда мы на борту. Так как он — рыболов, для меня он — единственный. Джуд знает все. Его власть не в ширине его плеч, не в размере рук, она в его крике, в эхе его голоса, когда он теряется в волнах и ветре. В момент свидания с морем один на один он смотрит на небо, ноздри его расширены, он исследует волны, как если бы он там читает что-то, известное только ему, возможно, он видит там только большую пустыню, раскинувшуюся без конца и без края, в непрекращающихся криках чаек, которые парят в воздушных потоках как ветряные лошади.

Наконец-то обед. Сейчас полночь. Я возвращаюсь. Саймон заканчивает расставлять тарелки на столе. Рис доходит на плите. Сосиски и коробка красной фасоли уже разогреты и распределены по алюминиевым тарелкам. Джесс снова выходит из рулевой рубки, со своей тарелкой в одной руке и с кока-колой в другой. Йан уже сидит за столом. Джуд выкуривает сигарету на палубе. Дэйв меня опередил. Мы вытерли руки о наши грязные и бесформенные спортивные костюмы, испачканные водой, подкрашенные вином. Мы обслуживаем себя у плиты. Садимся за стол.

— Закрой эту гребаную дверь, а то мы замерзаем!

Шкипер горланил, когда Джуд вошел. Он успел сплюнуть в приоткрытую дверь. Он ее закрыл без слов, с некой полуулыбкой на лице. Он опускает глаза. Человек-лев всегда становится как бы меньше ростом между стенами. Он, кажется, теряет почву под ногами под неоновым светом, который как бы раздавливает его черты, искореженные больше спиртом, чем ветром с моря. И если он меня пугает на палубе, то, когда он снова становится раненым человеком, я опасаюсь его еще больше.

Мы едим без слов. Высокий худой парень кажется взвинченным. Он съел только половину еды, которая была на его тарелке, затем он отодвигает от себя тарелку с явным отвращением.

— Надо как-то пересмотреть и разнообразить наше меню, — говорит он Саймону угрюмым голосом.

Дэйв сделал замечание, он один слышит ответ Джуда. Они смеются. Саймон клюет носом над тарелкой с рисом.

— Я думаю, что это ужасно забавно.

— Она ест не пойми что. Я и не видел, как ты ешь рыбью требуху.

— Зато я видел, как она сделала это сейчас, — сказал Джуд.

Он бросает взгляд, который заставляет меня съежиться.

Йан обводит нас измученным взглядом, а потом безмолвно выходит из-за стола и исчезает в ванной. Далее по очереди встают все остальные. Дэйв потягивает свое большое спортивное тело, Саймон идет курить, Джуд исчезает в каюте. Я иду мыть посуду.

Вновь появляется Джуд. Он обхватывает себя руками.

— Мне холодно, — шепчет он.

Он присел в нескольких футах от меня, прижавшись к решетке, через которую поступает горячий воздух из машинного отделения. Дэйв по-прежнему сидит и пьет кофе. Шкипер делает это долго. Я смотрю вниз. Человек-лев становится наконец просто Джудом, натягивая на себя старый синий шерстяной свитер, бесформенный и выцветший.

— У тебя хороший свитер, — говорю я.

— Подруга связала для меня очень давно…

Его взгляд больше не грозный, но мягкий и почти робкий. Он улыбается. Мне улыбнулся великий моряк. Я думаю, что у него нет никакого желания в этот момент быть человеком-легендой, он устал, и у него воспаленные от холода руки, и он даже виски, женщин или героина не желает, он просто хочет согреться от теплого воздуха, что исходит от стены.