Лили и море - [34]

Шрифт
Интервал

— Не раздражайся так, — сказал он. — Возможно, что они с нами обходятся таким образом, чтобы понять, чем мы дышим.

Тебе жутко повезло, что у тебя все хорошо закончилось с твоим заражением. Можно даже сказать, что теперь они будут тебя больше уважать.

— Я же не жаловалась. Я ни о чем рассказывала. Именно Джуд…

— Конечно, Джуд, здоровяк Джуд, сказал шкиперу, что нужно остановить малышку, потому что она не захочет сказать об этом сама. Мы могли бы быть в полном дерьме из-за тебя, кстати.

— Если бы я сказала об этом раньше, вы бы подумали, что я жалуюсь, потому что я женщина.

— Да, — сказал он. — В любом случае женщине не место на борту судна. Ты испортишь руки, кожу, ты устанешь, мужчины именно так представляют себе вас, женщин.

— О моей заднице, выходит, ты печешься? Если вы изнуряете себя и портите себе руки, то я не вижу причин, почему я на это не имею права.

— У тебя нет мужа?

— Нет.

— Так почему бы тебе здесь его не найти в скором времени?

— Я не затем сюда приехала, чтобы закончить этим, находкой мужа.

— Я не вижу ничего плохого в том, чтобы найти мужа, — шепчет он.

Наши сигареты давно закончились. Холод становится все сильнее. Мы молчим. Море вокруг нас. Только оно окружает нас. Полумесяц пойман в снасти. Дверь кают-компании с шумом открывается. Йан всматривается в ночь.

— Эй, Саймон, черт побери! Но что ты делаешь здесь? Ты сейчас занимаешься ерундой? Разве не твоя очередь идти сейчас на эту гребаную вахту?

— Похоже, что я должен идти, — сказал он.

— Эй, Йан, это правда, что женщина не имеет права находиться на борту?

— Кто тебе сказал такую чушь?

— Саймон…

И вот мы говорим о той ночи. Сейчас вернулись к тому разговору.

Высокий худой парень качает головой.

Услышь мнение настоящих рыбаков в следующий раз, а не этого ребенка, который никогда не покидал свою школу.

Именно женщина-шкипер подвезла меня когда-то на Кадьяк. Она сказала мне, что я могла бы чего-нибудь добиться.

— Это была неутомимая женщина. Как часто бывает, женщины более терпеливы и выносливы, чем мужики. Мужчины, они любят поднатужиться и получить все сразу, они идут к цели напролом, они любят эти игры самцов: чем труднее, тем больше возбуждает.

— Дэйв и Джуд не животные, не грубые самцы, — протестую я. — А еще мне нравится их настойчивость.

— Это не то, что я имел в виду. — Он рассмеялся. — Женщине может надоесть рыбная ловля так же, как и мужчине, но ей приходится найти другой способ делать то, что мужчины делают с помощью одной только силы своих бицепсов, не размышляя о необходимости действовать просто по-другому, больше запуская в работу свой мозг. Когда мужчина будет помирать от усталости, она все равно будет в состоянии уделять этому много времени, и прежде всего думать. Просто обязана будет делать. И я могу сказать тебе, что я знаю этих женщин, вовсе не толстых и крепких бабищ, которые уверенно и решительно ведут большой экипаж крепких мужчин на ловлю крабов. У них все получалось, во-первых, потому, что они были хорошими чертовыми капитанами, и надо было только видеть, как они были уважаемы экипажем. А какой улов они приносили… Ребята боролись за право попасть на борт этих судов.

— Почему тогда некоторые из них против женщин?

— Мужчины, которые не хотят попасть на борт такого судна, — не маленькие ребятки, как наш Саймон, который повторяет то, о чем даже не знает, а настоящие мужчины, — возможно, это происходит потому, что они боятся брать на себя ответственность за судьбу судна, возможно, они и хотели бы все революционно изменить, но им плевать на порядок — так уж выходит, что и на дерьмо плевать.

— Дерьмо?

— Да, эти глупейшие истории могут до сих пор ходить, гнев, горечь, эти вечные разборки, которые нужно урегулировать

И которые всегда случаются с этой мужской породой, — все это дерьмо, которому не должно быть места на борту. Ты это себе хоть немного представляешь? Черт возьми, как представишь, например, что вытворяет такой вот грязный мачо, когда обратно вытаскивают сет (улов) рыбы, тогда могут поднять, такой хай. Это все идиотизм: выбирать, кто лучше — мужчины или женщины. Нет места этому идиотизму на судне. Это раньше или это потом. Здесь ты единственная женщина на судне и тебя уважают буквально все. На «Голубой красавице» женщин две. И обе хорошенькие. Ведь Энди выбрал их, а не парней.

Я нервно царапаю себе кожу ногтями.

— Не царапай себя ногтями, они у тебя грязные. И не сердись больше. Это идея в целом. Все занудства, которые напрягают мужчин, на самом деле то, что они боятся потерять. Желание всем управлять, уверенность в том, что так сложилось в течение многих столетий. Они оставляют дом женщинам, а те в свою очередь не лезут в море. Но для тех женщин, кто любит ловить рыбу, кто боготворит и обожает жизнь на борту и готов проявить себя как зрелый человек, а не как зеленый птенец, для них нет никаких проблем. Это всегда будет тяжело, потому что нужно лезть из кожи вон, — он протяжно зевает. — Что-то ты меня заболтала, Лили. Как будто это время и место после такого денька.

— А разве кого-то допекает, что я здесь нахожусь?

— Ну, даже если это их допекает, то пошли их ко всем чертям. Делай свою работу, и делай ее хорошо, и научись рявкать, как они. Если ты не научишься посылать их, то они будут вытирать об тебя ноги… И потом, что касается тебя, если бы ты насточертела парням, то они тебе об этом обязательно сказали бы. Для них нормально, что ты дрыхнешь на полу, так что не волнуйся, они не постесняются тебе это высказать прямо в лицо, если ты не будешь делать так, как они себе представляют.


Рекомендуем почитать
Блабериды

Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.


Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.