Лики земного родства - [4]

– М-м-му-у… М-м-му-у – зачем ты книжки мне какие-то подкинула?!

– Ой, Бурёнушка! – поняла её животный протест вышедшая из молчания женщина и почти прильнула в ласках к её каштановому окрасу. – Господи, прости, а ты, молочница наша, помоги… Помоги мне книжечки, календарики божественные эти сховать от злых людёв, а то пострадаеть кормилец-то семейный, и мы вместе с нём… – заглянула в коровьи глаза и, смущённо перекрестившись на лежащую перед обеими ими Библию, стыдливо шепотком добавила: – Схорони их тут, а… а я тебя зараз сочным силосочком побалую.

Пошла в другой отсек сарая, а Бурёнка подумала: «Говорит она как-то не по-нашенски, не по-коровьи… Могло быть, уговаривает так ласково, чтоб я просто спрятала все эти бумаги в себе». Вздохнула, словно пожала «плечами», и с шелестом заработала активно своими челюстями. Вернувшись с обещанным кормом, ефросинья успела увидеть лишь пустое корыто да проглотившую что-то корову, которая тут же потянула морду к стоящему рядом баку с водой.

– Так ты… ты… О Боженька, прости мени грешную! – только и произнесла хозяйка и тихонечко заплакала. «Чё уж тут терзатися-то, скотина и есть скотина», – вскоре подумала она и, махнув рукой на Бурёнку, направилась к выходу. Та же застучала рогами по перекладинам стойла и протяжно замычала. – Чё ты там ещё не съела, дура безбожная?! – неохотно обернулась озадаченная случившимся ефросинья.

«От такой же слышу», – подумала рогатая «собеседница» и ещё настойчивее стала мотать головой в правый дальний угол сарая, протяжно стараясь как бы по-женски выговорить:

– М-м-му-у-у… му-у… мешки там… мешки!

Хозяйка насторожилась, задумчиво поковырялась в своём с горбинкой носу и подумала: «Может, с её телёночком чё?» Подошла, а тот резво взбрыкнул и тоже уставился на белолобую мать. Она же почувствовала, что её всё ещё недопонимают, опять закивала мордой в тот угол и уже заревела чуть ли не женским матом: мол, иди же дальше, к мешкам, этакая рекордистка детородия.

– Ах, вот куды ты, Антоха, эти «левые» зерноотходы схоронил… Так запрятав, чё аж корова мордой на них киваеть, – подойдя к ним, прошептала жена. Покосилась на замолчавшую Бурёнку и плотно закрыла эти дефицитные для той поры корма несколькими большими охапками уже пожухлой соломы.

Привалила её разными жердями да тележными колесами и с улыбкой подумала: «Интересно, а коровка-то наша и взаправду – дура али хитрее самого хозяина будеть?»

Долго мучиться с ответом на свой же вопрос ей не пришлось. Сельсоветская комиссия появилась у порога уже к обеду, но в дом не пошла. Старший из них, который был в белых начальственных сапогах-бурках, улыбнулся своим помощницам и указал хозяйке на подворье. Осмотрели все отсеки и сусеки, проверили соответствие сарайного поголовья существующим нормам его численности. Главный почему-то подошёл даже к тому «тайнику», который только что рассекретила Бурёнка. Хозяйка посмотрела на неё с опаской услышать очередное мычание, но та лишь как-то по-коровьи улыбнулась и продолжила свои жевательные раздумья.

– Ладно! Только вот мешочки никакие сюда случаем не закатились?.. А то ведь на неделе спёрли с фермы немного зерноотходов, – хитровато рассмеялся человек в бурках. Глянул на пожавшую плечами ефросинью и уже всерьёз добавил: – Да это я так… Знаем, у нашего бригадира свинофермы и дома всё в порядке. Как и полагается настоящему коммунисту.

Выходящая последней из сарая хозяйка на миг остановилась у коровы, погладила её бочок и шепнула:

– Спасибо тобе, подружка…

С тех пор они и вправду стали редкими для деревушки друзьями по хитроумию. Хозяин, так тот лишь со стыдливостью воришки заскочит в сарай, чтоб сменить подстилку у Бурёнки, и бегом на работу.

А она уж с ефросиньей – порой как единое целое. И по-своему взаимные улыбки, ласковые жесты, и взаимопонимание с полумычания и полуслова… Ну, разве только не целуются.

Такая их дружба мало-помалу обернулась и взаимной выгодой. Корова стала упитаннее и продуктивнее, а хозяйкина многодетная семья – даже с избытком парного молочка, других видов его продукции. Обе они настолько привыкли к режиму своих деловых встреч, что даже маленький его сбой начинал вызывать у них по-женски эмоциональную тревогу. Особенно – в полуденный час, когда побродившие по летним лугам коровы сходятся на «пятачок» у околицы села. Чтобы испить здесь родниковой водицы, дать отдых своим уставшим ногам. Ну, а самые удойные особи должны ещё и освободиться от накопленного с утра молока…

Сегодня же Ефросинья едва собралась на дойку, как пошел «слепой» (с лучами солнца) дождь. «Да он недолго будеть. Пережду малость и пойду», – подумала она и отставила замарленное сверху ведро на край табуретки. Пока оборачивалась по кухонным делам, а её годовалый малец решил проявить самостоятельность. Ухватился за ножку, с кряхтением поднялся вровень с этим табуретом и, потеряв равновесие, раскатисто грохнулся вместе с ведром на пол. Подбежавшая на его вскрик мамаша взялась за мальчишескую головушку, увидела кровоточащий носик и вконец потеряла счет минутам.

«Что ж там стряслось… забыла обо мне?» – подумала Бурёнка и настороженно глянула в сторону, с которой обычно появляется в это время хозяйка. Но её там не было. Поднявши кверху морду, втянула в себя максимально раздутыми ноздрями струю свежего, увлажнённого прошедшим дождём воздуха и голосисто издала протяжное мычание. Задремавшие было подле неё соседки даже недовольно приоткрыли глаза: мол, чего ж ты маешься, дурёха рогатая!