Лик и дух Вечности - [7]

Сразу после окончания школы в 1937 году мама, не обладавшая твердыми знаниями и понимавшая это, определяться на дальнейшую учебу не стала — боялась рисковать. В те годы выпускникам школ психологически комфортнее было совсем не рыпаться в вуз, чем поступать и «провалиться». Вот и мама вместо этого пошла работать учителем, чтобы через год стать студенткой гарантированно, получив от районо целевое направление на учебу, — такие абитуриенты зачислялись по среднему баллу аттестата зрелости.

Для получения специальности мама выбрала филологический факультет — точные науки ей не покорялись. Поступление далось легко, обучение — тоже. После первого курса мама вышла замуж, и с этого времени его родные начали считать, что она учится не за счет родителей, а на деньги мужа. Тем более что папа уехал в город вместе с ней и, пока она училась, работал слесарем на Днепропетровском вагоноремонтном заводе. Жили они в небольшом съемном флигеле недалеко от папиной работы, так как ему приходилось работать посменно и добираться от работы домой и в обратном направлении пешком в такое время суток, когда общественный транспорт не ходил. За две недели до окончания маминой учебы у нее родилась Александра, старшая дочь.

В начале лета 1940 года мои родители вернулась домой, планируя, что мама работать не будет, а посвятит себя ребенку и подготовке к дальнейшей учебе, она таки мечтала уклониться от судьбы учителя. Вот вокруг этого вопроса у них вскоре и возникли разногласия с папиной родней, сестрой и матерью, закончившиеся тем, что они якобы разбежались. Но это было не так, решение пожить отдельно они приняли по обоюдному согласию и для общей пользы.

Поняв, что надо действовать, а не ждать и не упускать время, причем, действуя, чем-то жертвовать, мама перепоручила ребенка родителям, у которых было большое хозяйство с медом, молоком, яйцами, птицей, свежим воздухом и прочими прелестями сельской жизни, и уехала из дому, как она говорила, — на разведку. Помогли ей в этом дальние родственники, на которых, собственно, она и рассчитывала.

А возник такой план действий после совещания с папиной бабушкой Груней — Аграфеной Фотиевной, потому что у нее одной была родня в городах и еще потому что по-человечески только с нею и можно было посоветоваться. Она умела, не в пример остальным, и пожалеть молодых, и понять, и подсказать что-то дельное, и не разгласить чужие тайны — мудрая старушка была, ласковая.

— Правильно вы решили не сидеть в селе, — сказала она на мамино обращение за поддержкой. — Надо вырываться в люди, пока есть на кого опереться. Вот пусть Боря возвращается жить к матери или идет к Людмиле, у нее дом посвободнее, а ты езжай на разведку, — и тон ее не допускал возражений. — Есть у меня родной племянник в Харькове, большой человек, влиятельный — в авиационном институте профессором работает. Я попрошу его помочь. Но мое письмо к нему пусть Боря не по почте отправляет, а отвезет самолично, заодно и поговорит по душам.

Так они и сделали. Харьков-то почти рядом, смотаться туда да обратно за сутки не проблема. И хорошо вышло, что папа сам поехал. Потому что хоть Евтихий (Тихон) Порфирьевич и обрадовался его визиту, и принял хорошо да участливо, и рад был видеть двоюродного племянника, однако к себе принять его жену никак не мог, за что долго извинялся, — квартирка у них с женой была однокомнатная, повернуться негде. Зато он позвонил своему единственному сыну, и тот с радостью согласился помочь, даже на работу пообещал устроить. Сын Тихона Порфирьевича, а значит — папин троюродный брат, тоже был специалистом по самолетостроению и тоже преподавал в авиационном институте, только в Москве.

Вот так мама оказалась в столице.

Жену Юрия Евтихиевича (Тихоновича), девушку из семьи коренных москвичей, историка по образованию, звали Розалия Сергеевна Мейн, а работала она в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина. Маму поселили на даче ее родителей.

На момент маминого приезда в Москву Юрий Тихонович, несмотря на молодость, был уже перспективным ученым, талантливым преподавателем, авторитетным человеком. Поэтому легко смог устроить свояченицу в институтский информационный отдел — редактором по выпуску институтских сборников научно-исследовательских трудов. Самостоятельное издание своей литературы в МАИ только налаживалось, и такой должности там раньше не было. Работа эта, кроме прочего, привлекала свободным регламентом: редактору можно было трудиться и дома, и в библиотеках, и в издательствах, и на типографиях, где выпускались книги. Естественно, нетрудно было выкроить свободное время и для себя лично. Мама его употребляла на посещение книжных выставок, публичных чтений, знакомства с писательской средой столицы, а также на посещение открытых лекций в Литературном институте, чтобы освоиться и подготовиться к творческому конкурсу для поступления туда в 1941 году. Это было сравнительно новое учебное заведение, о котором раньше она только слышала и которое было для нее окутано ореолом щекочущей тайны и притягательности. Наверное, нами в наше время так воспринимался ВГИК — Всесоюзный государственный институт кинематографии.