Лихорадка в квартале Маре - [12]

– А там еще нечего видеть. У типа, о котором идет речь, длинные ноги. А сейчас не пойти ли нам позавтракать? Тогда никто уже не скажет, что я имею на вас зуб. Я угощаю.

Продолжительным зевком я замаскировал свое удовлетворение этим поворотом дела, которое могло закончиться куда хуже.

– Очень мило с вашей стороны… Значит, у этого типа Длинные ноги?

– Да. Куда мы пойдем? Вам известен подходящий ресторан в этих краях?

Он не хотел говорить ничего больше. Как ему будет угодно. Это меня уже не волновало. И если он думал поймать меня в ловушку, ждет, что я себя выдам, проявив излишнее любопытство, то ему придется расстаться с этой мечтой.

– В двух шагах отсюда.

Мы отправились все втроем. Завтрак прошел гладко. Во время десерта в зал зашел газетчик и стал переходить от столика к столику, предлагая свой товар. Я купил «Крепю», «Ле Суар», «Франс-Суар» и «Пари-Пресс». О Кабироле не говорилось ничего иного, кроме сказанного в утренних и вчерашних выпусках. Нигде не намекалось на последние подозрения полиции, касающиеся человека с «интересными отпечатками».

– Вы жмете на педали весьма осторожно,– констатировал я.

– Педаль – это как раз то слово,– усмехнулся легавый.

– Почему?

– Да просто так.

– А?…

Я пролистал «Крепю» в поисках материала, которого не нашел, зато натолкнулся на другой, которого не искал: рассказ о крупномасштабной облаве прошлой ночью в увеселительных местах, где «певицы» в большинстве своем оказались переодетыми в баб мужиками.

Все это соответствовало вышеприведенному диалогу и расширило мои горизонты.

– Фару, вы знаете Кювье?

– Кто такой?

– Один тип, именем которого названа целая улица в Пятом Парижском районе. Он удостоился такой чести лишь за то, что был ученым, пюццлеонто…

– Палеонтологом,– поправила Элен.

– Что касается Кювье, то это все равно, что так, что эдак. Дело в том, мой дорогой Фару, что Кювье по одному лишь осколку кости ископаемого животного мог описать целый скелет любой доисторической скотины за то время, пока вы два раза болтнули ложечкой в чашке кофе.

– Ну, и дальше?

– Так вот, я тип вроде Кювье.

– Вы, как всегда, скромны. Хорошо…

Он посмотрел на свои часы.

– Нет времени слушать вашу клоунаду. Пора вернуться в контору.

Он позвал официанта, чтобы заплатить по счету.

– Вы полагаете, ваша команда взяла Шошотту?– тихонько спросил я.

Комиссар перестал считать свои деньги.

– Что-что? – чуть не подавился он.

Я улыбнулся:

– Кювье… Длинные ноги, сексуальное меньшинство, облава в кабаре определенного сорта, внезапное молчание о беглеце из тюрьмы Фреси, который все еще в бегах, а ему, возможно, нужны деньги, даже наверняка, речь идет о беглеце – короче, я говорю о Латрюи[1] или Латюиль[2], по кличке Шошотт[3].

– Латюи.

– Я не знал точно фамилию. Итак, это правда?

– Да, но держите эту блестящую игру ума при себе, Бюрма. Если я найду хоть малейший намек, вышедший из-под пера, ну, скажем, Марка Кове, я позволю себе сделать вам большую бяку на основании того, что в тот самый день вы таскались на улицу Франк-Буржуа.

– С чего вы взяли, что я пойду все рассказывать Кове? Мне это и в голову не приходило.

– Тем лучше.

– Итак, по-вашему, этот Шошотт пришил Кабироля?

– А вы предпочитаете сомневаться?

– Ни в коем случае. У вас прекрасный объект для подозрений, поберегите его.

– Это больше, чем подозрения. Я в себе уверен. Эти профессиональные тетеньки…[4].

– Он что, левша-правша?

– Что это значит?

– Так называют этих перевертышей, мужских проституток, которые жрут из двух кормушек, то есть иногда спят и с дамами. Иногда их называют биметаллистами. А вы не знали? И чему вас там учат, в вашей фараонской школе? Так вы не договорили – эти профессиональные тетеньки…

– …рано или поздно начинают баловаться ножичком. Может быть, в приступе отвращения к самому себе, не знаю.

– Ну, вот вы и ударились в психологию. Не смешите меня. Если мотивом преступления был грабеж…

– Да. Но есть еще кое-что. В нашей профессии бывает и такое, чего не надо рассказывать за столом, а то можно потерять аппетит.

– Ничего. Мы уже закончили.

– А также в присутствии девушек.

– Элен уже давно таковой не является. Надеюсь, во всяком случае…

Фару поднялся и пожал плечами:

– До удара ножом для разрезания бумаг начиналась вакханалия. Мы обнаружили следы губной помады на губах Кабироля.

Он скривил рот, вытер его платком и заключил:

– Если хотите знать мое мнение, то бывают и такие, которые отвращения не испытывают.

* * *

– Ай-яй-яй, месье Бюрма! – пожеманничала Элен, когда мы вернулись в Агентство,– а вы мне об этом не рассказывали!

Я усмехнулся:

– Успокойтесь, дорогая. И Флоримону я тоже не все сообщил.

Ее глаза заблестели.

– Правда? Ну, если я и в будущем месяце не получу жалованья, то, по крайней мере, это случится по уважительной причине.

– Какой?

– По той, что вас сунут за решетку.

В этот момент зазвонил телефон. Это был Роже Заваттер со своим первым сообщением:

– Алло. Скажите, патрон, дело действительно касается человека по имени Мориса Баду? Вы не ошиблись с персонажем? Может быть, я слишком поздно забеспокоился, но все-таки лучше поздно, чем никогда…

– Морис Баду,– сказал я,– живет на улице Тампль, такой…