— Молчи! — поспешно шикнули прочие родственники.
По счастью, господин N теперь не слышал совсем ничего, не услышал и этого, иначе, боюсь, вопрос о дыхании мог стать роковым. Разве что теперь несчастный обрел способность дышать кожей, как лягушка? Нет-нет, уж лучше пусть уши считаются за часть лица.
Кстати, и искать будет легче. Вряд ли среди потерянных лиц много таких — с ушами.
— Может быть, это произошло на службе, — нерешительно сказала юная и прелестная. — У папы очень строгий начальник… Папа как-то говорил, что из его кабинета подчиненные выходят — иной раз просто лица нет…
— Веди, — скомандовал господин А. — Как тебя зовут? Ю? Показывай нам дорогу, милая Ю, и мы спасем твоего отца!
Вот так неожиданно мы ввязались в это дело.
Мы шли по улице вслед за Ю, которая трогательно семенила в туфлях-лодочках, будто в гэта, изящно приподняв длинный подол кимоно.
— Лучше бы надела джинсы и кроссовки, было бы быстрее, — сказал я господину А.
— Никак невозможно, — покачал головой мой старший друг. — Она же девушка из старинного дома, чтущего древние традиции.
— Но мы уже давно из дома-то вышли, — возразил я. — Разве улица чтит традиции ее дома, поглядите?
Действительно, вокруг сновал народ в коротких платьях и юбках, в узких брюках и шортах, в кроссовках и сандалиях, громыхал по рельсам трамвай, и автомобили шуршали по асфальту — туда-сюда.
— Спасибо, молодой господин! — весело сказала Ю, и я увидел, что она переоделась. Как ей это удалось, не остановившись ни на мгновение, уж и не знаю, но в джинсах ей шагалось куда шире, хотя ступни и остались обутыми в узкие лодочки.
— Просто туфли мне больше нравятся, — пояснила Ю и очаровательно порозовела щечками. — У меня ведь красивые ноги, правда, молодой господин?
Я с жаром согласился, она вся просияла — и припустила вприпрыжку, мы еле за ней угнались.
— А вот и папина компания, — сказала Ю, остановившись у гранитных ступеней. Ступени вели к тяжелой двери из толстого стекла, над дверью нависал стеклянный же козырек, а выше поднималось само административное здание, тоже сплошь стеклянное. В бесчисленных окнах отражалась, искривляясь, улица, дробились на квадраты соседние дома, ползли по голубым клеткам неба разбитые на клетки облака, и птицы перелетали из рамки в рамку, разрываясь на границе и склеиваясь вновь в следующем окне. И где-то совсем в заоблачной вышине парила надпись из толстых солидных букв: "КоГоТеКо инкорпорейтед".
Мы толкнули дверь и вошли.
Сразу за дверью располагался сплошной забор из турникетов, мигавших злыми красными глазками. Сбоку в стеклянной будке сидел охранник в синем мундире с золотыми пуговицами и с совершенно деревянной физиономией под синей фуражкой с золотой кокардой. За турникетами простирался обширный сумрачный холл, и над лифтами красовалась золоченая надпись.
— "Наша компания — наш дом родной", — прочитал господин А.
Ю направилась было к охраннику — объяснять, кто мы такие, просить, чтобы пропустил, и кланяться, наверное, — но я остановил ее.
— Подождите, — сказал я. — Дайте-ка попробую, идея есть… — и обратился к ближайшему турникету: — Ты только красным можешь моргать или зеленым тоже?
Турникет заурчал и защелкал, явно размышляя.
— Мне кажется, зеленый тебе больше пойдет, — добавил я, подталкивая его мысль.
Урчание смолкло, и робко засветилась зеленая лампочка.
— Ты прелесть, — искренне восхитился я, проходя в распахнувшуюся дверцу, и ласково погладил железную коробку.
Турникет мурлыкнул.
Мы уже нажимали кнопку лифта, а он все стоял, задумчиво помахивая дверцей, и моргал: красный, зеленый, красный, зеленый…
Охранник выскочил из своей будки, стукнул по турникету кулаком и заругался. Дверца лязгнула, зажегся красный — и уже больше не мигал.
— То-то, — проворчал охранник, возвращаясь за стекло.
На нас он ни малейшего внимания не обратил.
— Папин офис на семнадцатом этаже, — сказала Ю. — И к концу года обещали повысить до восемнадцатого, но теперь… — в глазах у нее заблестели слезы.
— Не плачь, милая Ю, — сказал господин А, — Лучше вспомни, на каком этаже находится кабинет строгого начальника твоего папы.
— Кажется, на двадцать втором, — всхлипнула Ю.
И мы поехали на 22-й этаж.
По пути лифт несколько раз останавливался, и в него заходили сотрудники компании. Все они были в одинаковых серых деловых костюмах, и внешностью неуловимо схожи. Только с каждым следующим этажом материал костюмов становился добротнее, брови суровее, а губы плотнее сжаты. Я невольно сравнивал их облик с утраченным лицом бедного господина N — и выходило, что он должен был сильно выделяться на общем фоне.
— Скажите, Ю, ваш папа ведь недолго работал здесь? — спросил я, осененный внезапной догадкой.
— Всего полгода, — кивнула девушка. — Он перешел сюда из маленькой фирмы только в марте.
Мы как раз остановились на 17-м этаже, и в лифт вошел молодой человек в сером костюме из щегольской ткани в мелкий рубчик.
— Простите, — обратился он к нам, — уж не о господине ли N вы говорите?
— Да, — обрадовалась Ю, — вы знаете моего папу?
— Я беспокоился о нем, — сказал служащий, — сегодня он не явился на работу, а он всегда такой пунктуальный.
