Лицедеи - [63]

— Безусловно честные, — потерял терпение Гарри. — И они не хотят притворяться. Можешь ты предложить что-нибудь лучшее? Можешь ты сказать, чего ты хочешь?

— Я хочу чего-то другого. И они, по-моему, тоже. Для них это еще один повод поехать в Европу. Поехать и посмотреть на обычаи других людей.

В кухне внезапно зажегся свет. Они увидели Розамонду. Она взяла яблоко, откусила большой кусок и вышла, не погасив лампу.

— Теперь я уже окончательно испортила тебе настроение и окончательно тебе надоела, — спокойно сказала Сильвия.

— Еще не окончательно, — возразил Гарри.

При более ярком свете они обменялись сердитыми, хотя и тоскующими взглядами, потом снова отвели глаза.

— Значит, пока не окончательно, — с вызовом сказала Сильвия. — Самое время подумать, что же будет, если я останусь, если мы будем жить вместе.

— Из этого положения есть выход, постарайся вести себя иначе.

— Конечно, — с живостью откликнулась Сильвия, — конечно, я буду стараться, если останусь. У меня просто не будет другого выхода. Гермионе легче. Она такая крупная, такая красивая, ее нельзя не принять. А меня можно. Про меня будут говорить этим особенным тоном: «Ах, она ведь такая чувствительная». Про Гермиону, я думаю, говорить будут иначе: «Ах, она такая сердитая», и это гораздо лучше.

— Гермиона сердится, потому что ей не хватает денег.

— Гермиона сердится, потому что она здесь заперта, и единственное, что ей остается, — это сделать несколько квадратных метров своего жизненного пространства как можно более комфортабельными, а на это нужны деньги. — Сильвия заколебалась. — У меня-то деньги будут… — На мгновение она погрузилась в раздумья, но прервала свои размышления и вернулась к тому, о чем говорила. — Гермиона заперта здесь любовью. Так пламенно говорить о родине, так печься о ее процветании может только тот, кто ее любит. Австралия нисколько меня не волновала, пока я не полюбила тебя, пока я по-настоящему тебя не полюбила. Сначала Австралия раздражала меня, хотя я понимала, что раздражаюсь только потому, что здесь родилась. И все же я оставалась равнодушной. Я была гостьей. Я знала, что скоро уеду. Поэтому я соблюдала правила вежливости, улыбалась, говорила только о приятном, а неприятные ощущения старалась подавить.

— Никто не станет заставлять тебя это делать и дальше.

— Мне придется подавлять свою неприязнь ради тебя, Гарри, чтобы не разрушить твою любовь к этой стране. Человек, с которым ты живешь, может исподволь тебя ограбить. Каждый день ты будешь лишаться крупинки любви. Я не хочу грабить тебя. Я знаю, что значит — любить город. Поэтому мне придется быть осторожной, придется следить за каждым своим шагом, за каждым словом.

— Если ты останешься и не сумеешь искренне примириться с тем, что тебя окружает, мы наверняка будем ссориться.

— Ужасная перспектива, — сухо, едва слышно проговорила Сильвия.

— Ну что ж. Раз эта перспектива тебя ужасает, считай, что ее не существует.

Метью появился из-за угла, но, увидав Сильвию и Гарри, пошел к качелям.

— По-моему, Метью хочет с тобой поговорить.

— Минуту. Я все-таки скажу то, что хотел. Вообще говоря, когда так много людей покидает свою страну в период ее становления, когда все эти люди предпочитают оставаться там, где культура уже сложилась, и не испытывают потребности вернуться домой, это, по-моему, очень плохо. Бывают, конечно, исключения, но, вообще говоря, я уверен, что недопустимо обкрадывать одну часть света и перенасыщать другую. Я уверен, что это равно справедливо и когда речь идет о культуре, и когда речь идет о продуктах питания.

— Трудно поверить, что это говоришь ты, — сказала Сильвия. — Какая невероятная ограниченность.

— Вот и ты произнесла это слово. Тебя считают чувствительной, Гермиону сердитой, а меня ограниченным.

Сильвия встала, опустила закатанные рукава рубашки.

— Будь нам по восемнадцать, мы бы кричали друг на друга, а я бы еще и плакала.

— Я бы хотел, чтобы нам было по восемнадцать.

— Метью, наверное, теряет терпение. Я ухожу. Он собирался поговорить с тобой о сборе фруктов.

— Это же не тайна. Оставайся.

— Мне хочется немного побыть одной.

7

В понедельник после похорон Кейт Бертеншоу вновь приехал к Грете. Дверь открыла Розамонда.

— Мама отправилась за покупками. Мистер Бертеншоу, посоветуйте, какую работу мне поискать?

— Она уехала на машине?

— Конечно.

Кейт Бертеншоу сел на стул в холле.

— Как это неудачно. Я рассчитывал, что она поймет без моих пояснений. Дом — это дом, машина ей не принадлежит. Я подожду ее. Дело нужно довести до конца.

— Пока вы ждете, подумайте о моей работе.

— Вы серьезно решили расстаться с мужем, миссис Китчинг?

— Совершенно серьезно.

— Никогда бы не подумал.

— Я тоже. Пытаюсь представить себе, что живу в одной комнате, бегу домой с кучей свертков и рассыпаю на лестнице апельсины. На кровати валяется салат, на стуле сохнет полотенце. Когда хочется пипи, выглядываю из комнаты и проверяю, свободна ли уборная.

— Боюсь, вам поздновато думать о карьере актрисы. А не могли бы вы работать продавщицей?

— Нет.

— Почему? Люди, не имеющие профессии, обычно так и начинают.

— Вы рассуждаете, как мой сын Метью.